Всеволод Кукушкин - В поисках Галатеи. В семи книгах

В общем, начался банальный, обычный, домашний скандал. Филоксена неожиданно заявила: «Какой ты царь!? Ты не выиграл ни одной войны!» А как он мог выиграть хоть какое-то сражение, если ни с кем не воевал, им и на Кипре вполне счастливо жилось и завоевывать ничего не нужно?!

Но эти доводы вздорная блондинка не слышала, у нее был приготовлен удар посильнее: «Ты холодный и равнодушный к женщинам мужчина…Какой ты царь…» Неожиданно, парируя этот упрек Филоксены, Пигмалион нанес супруге ответное оскорбление, сказав, что она «сама холодна в постели и не вызывает никакого желания».

– Ты лежишь, как кусок мрамора – холодный и бесчувственный, – упрекнул он ее. При этом сравнение с камнем оказалось просто «профессиональным», привык к работе.

– Это я холодная и бесчувственная!? – она зашлепала губами, даже дыхание сбилось.

Пигмалион смотрел на нее и лихорадочно решал – прийти ли ей на помощь, дать воды или оставаться на месте. Но супруга уже справилась сама, а он, глазами холодного скульптора смотрел на нее и отмечал про себя, что белый хитон уже не скрывает того, как начинают свисать груди и живот, как талия расплылась, да и ноги отяжелели. А что было говорить о втором – третьем подбородках…

– Это я-то холодная, – снова возопила Филоксена, глянула в сторону супруга, потом в другую сторону, увидела небольшую амфору, схватила ее и швырнула, но так, чтобы не попасть в Пигмалиона – все-таки царь. Амфора, конечно вдрызг… Опешивший Пигмалион не мог вымолвить и слова. А Филоксена не унималась:

– Кусок мрамора – это твоя любовница. Вот и клади ее на свое ложе и сразу поймешь, что такое настоящий холод…

И Филоксена демонстративно отправилась в свою часть дома. Но она быстро одумалась, вернулась и в отместку приказала служанке приготовить Пигмалиону на вечер постель в мастерской подле статуи. Это была ее месть – она не хотела, чтобы он отдыхал на привычном и уютном ложе.

Огорченный скандалом, и тем, что вся жизнь, если на нее глянуть объективно, пошла с какого-то момента наперекосяк, Пигмалион приказал старому, все понимающему слуге принести ему амфору вина и фрукты. Сладкое густое вино он смешивал с водой, но это все равно был вкусный и пьянящий напиток. Ни о какой работе над фигурой в этот день уже и не думалось – вышибла Филоксена светлые чувства из сознания художника.

– Я ухожу от тебя, – прошипела с порога, одетая по-дорожному Филоксена, и…поспешила в порт, где всегда можно было найти судно, отправлявшееся в Пирей. Она решила вернуться в дом родителей, прихватив, правда, кое-что из ценностей. За остальными вещами она пообещала прислать слуг.

Убедившись, что Филоксена действительно ушла, Пигмалион приказал доверенному слуге привести к нему пару гетер из тех, которые недавно приплыли на остров на корабле из Афин.

Душа художника искала вдохновенья.

Поутру он обнаружил, что гетер не видать, голова трещит, а сам он лежит на каком-то топчане в мастерской в обнимку с прохладной статуей. От его объятий она даже немного согрелась. Слуга, услышав, что Пигмалион пробудился, принес кувшин свежей воды.

Царь выпил холодной воды и поразился, насколько она вкусна… Затем умылся сам родниковой водой, взял губку и умыл свою любимую, которая заблестела. И, наконец, он понял, что случилось.

– О Боги, я переспал с этой… женщиной! Не с девушкой, не с мальчиком, не с супругой, а со статуей… И мне это понравилось. О, Афродита, даруй мне жену, такую как эта! Я люблю ее и буду любить так, что о моей любви будут складывать песни, поэмы, легенды. – бормотал он, чуть покачиваясь в деревянном резном кресле – троне в зале, куда к нему приходили все, у кого было дело до царя.

Он сидел, приходя в себя и окончательно просыпаясь. В зале было пусто, только в дальнем углу сидел старый слуга в ожидании распоряжений или царя, или скульптора.

Они встретились взглядами, и слуга двинулся к нему.

– Сегодня праздник Афродиты, – сказал слуга, – сходи к ней. Если ты ей понравишься, она тебе поможет.

Конечно, слуга не знал, да и не мог знать, что чувствовал Пигмалион, но добрый человек только и мог помочь простым советом.

Озадаченный своей жизнью, а, вернее, ее поворотами, Пигмалион поплелся по извилистой дороге в святилище Афродиты. Весеннее солнце уже припекало, время приближалось к полудню, тени становились короче. Он шел неторопливо, время от времени глотая воду из козьего меха. Но в храме было прохладно, и Пигмалион скоро пришел в себя.