Григорий Брускин - Все прекрасное – ужасно, все ужасное – прекрасно. Этюды о художниках и живописи

Если же я подзабыл и Вы прибыли со стороны Малой Грузинской, где лютеранский костел, то по дороге заметили засевшего в кустах усатого шпиона. Шпион именно в тот день выслеживал неверную жену. Возле подъезда толпились девушки. Караулили Высоцкого, проживавшего в то время в нашем подъезде. Вот Вы идете, проходите совсем рядом. Еще живой, но не канонический классик. Дотронуться можно… А они (ДУРЫ!) ноль внимания, кило презрения.

Варвара Ивановна, консьержка, она же «Белая вошь», глядит строго, но пропускает. В кабине лифта полно народу: бывшая французская жена известного кинорежиссера в узбекской бараньей шапке, которую я ей подарил за уроки французского, проктолог-уролог-гинеколог, дама, которая «больше женщина и мать, чем художница», сын Кукрыниксов в дефицитном финском спортивном костюме (только что отбегал), китаец-массажист «Нозки, нозки тозе вазно». Борец с оголтелым сионизмом Теодор Гладков… Толкнул Вас, сволочь (!), и не извинился. В последнюю секунду вскочил и сразу занервничал усатый шпион.

На девятом выходите. Звоните в дверь. «Здравствуйте, Александра Георгиевна». А я – в лежку. Температура сорок. Кончаюсь, типа. Алеся – угощать. А Вы – в карман. И достаете из широких, само собой, штанин маленькую книжечку, сшитую, заметьте, белыми нитками. И давай читать: «Вот всех я по местам расставил…» Я слышал в первый раз. И… забыл, что болен.

Вообще литература творит чудеса. Бывает, спасает жизнь и кошелек. Вот послушайте: вчера выпивал с небезызвестным Вам Львом Семенычем в «Маяке». Возвращался домой во втором часу ночи. Присел на скамейку на Чистопрудном и мгновенно заснул. Двое проходимцев с увесистыми кулачищами плотно присели с двух сторон и попытались засунуть вышеупомянутые кулачищи в мои карманы. Я вскочил и, прежде чем проснулся, неожиданно для себя во всю ивановскую с пафосом процитировал Рубинштейна: «Номер, который, по всей видимости, не пройдет!» Проходимцы не ожидали. Смешались. Я ускользнул.

Уж коли помянули Высоцкого, замечу à propos, что знаменитый бард был, я бы сказал, многогранным кристаллом, каждая грань которого мерцала и подмигивала одному из архетипов российского социума: уголовнику, настоящему мужчине, диссиденту… Высоцкий мимикрировал то в интеллигента, то в скалолазку. Его любой мог присвоить. И присваивал. От вышеупомянутого интеллигента до генерала КГБ. Отсюда и всенародная слава.

Вы, уважаемый Дмитрий Александрович, функционировали тоже как многогранный кристалл. Но магический. Надевая маски то «милицанера», то старой коммунистки, Вы не влипали в выбранный Вами персонаж. Но гипертрофировали его и доводили до поэтического абсурда. А это, как говорится, «две большие разницы».

Чего только не напишут, чего только не прочтешь. Оказывается, Вы «нежный, нежный поэт», который «ни на чем не настаивал», а «просто жил и писал». А еще тоже «просто»: «пел-танцевал-рисовал-выступал». Прелесть. Честно говоря, я от благорастворения возду́хов расчувствовался. Аж прослезился. Не приведи Господь впадать в «суету» и полемизировать. Просто отметим, что Вы, достославный ДАП, были умнейшим «работником культуры», умнейшим тактиком, умнейшим стратегом. И умнейшим теоретиком культуры. А не эдаким парнишкой с кучерявым чубчиком и ясными глазами. Кстати, это вовсе не отменяет наличия у Вас чувств как таковых. И нежных в том числе.

Вы настаивали на своих принципах вообще и в искусстве – в частности. И еще как! Стучались во все мыслимые двери. Вам было не только не безразлично, а просто позарез необходимо, чтобы услышали. Чтобы узнали и признали. Вы не только не «просто жили», а просто не жили. Горели. И сгорели, не дожив.

Мы, оказывается, должны Вас еще больше любить за то, что Вы когда-то крестились. Да еще взаправду. Без стеба. И, наверное, должны были бы разлюбить, если бы узнали, что Вы всерьез обре́зались и стали мусульманином или иудеем. Вера, по всей видимости, была сугубо личным и сокровенным фактом Вашего бытия и никогда не выходила за рамки того, что именовалось «Дмитрий Александрович Пригов». Как известно, «никто так много и охотно не говорит о Боге, как атеист». Неудивительно, что у многих близких друзей вызвало недоумение Ваше отпевание в церкви.

Давайте поговорим о вожаке и стае. Вожак охраняет «Будущее» от молодых самцов. Вожак стар. Вожак нервничает. «Будущее» – ветреная тетка. А к любимой, но неверной тетке можно подпустить лишь стаю евнухов и импотентов. Там каждый знает свое место. Там – воинские звания. Там – дисциплина.