Григорий Брускин - Все прекрасное – ужасно, все ужасное – прекрасно. Этюды о художниках и живописи

И «стар и млад», пришедший в гости, перед тем как войти в дом, должен был хватать металлический фирс и трясти железными м…и!

Помпейские жители изображали также людей с фирсом ниже колена. Или с фирсами, превосходящими их собственный рост. Двуглавых фирсов. Фирс, завязанный в узел. Железного фирса, бодро шагающего на человеческих ножках, и так далее.

Что означали подобные предметы для жителей древнеримского города, сметенного стихией с лица земли вслед за Содомом и Гоморрой, бог знает. Или, вернее, «ихние» боги знают.

Такое впечатление, будто речь идет о фирсопоклонниках – жителях Зазеркалья художника «Лени Пурыгина Гениального из Нары».

На протяжении веков гротескные образы появлялись в творчестве разных художников. От Босха до Гойи. Но ни улыбки, ни смеха они не вызывали. Смешная карикатура зародилась во времена Возрождения и до недавних времен не была востребована в grand art.

В деле уничтожения искусства изобретательный модернистский молох использовал всевозможные средства. В том числе абсурдные и парадоксальные приемы.

Вот несколько классических примеров.

«Писсуар» Марселя Дюшана – десакрализация музейного пространства.

«Это не трубка» Рене Магритта – подрыв доверия к возможности адекватного изображения мира.

«Усатая Джоконда» того же Марселя Дюшана – святотатственный жест. Я надругался над культурной «иконой». Господа, гром не грянул, ад не разверзся, я жив. Бога искусства нет.

В первой половине ХХ века подобные жесты артикулировались как искусство. Во второй половине того же века, в эпоху постмодернизма, шутка, комикс, карикатура (скажем, в творчестве отечественного художника Юрия Альберта) и вслед за ней анекдот приобретают законный статус в эмпиреях высокого искусства.

Слово «смешно», брошенное в музее, нынче является похвалой, что было немыслимо в предыдущие невинные времена.

В качестве примера можно привести работы американского художника Ричарда Принса из серии «Скажи мне все» (1988).

На голубом небе с облаками записан анекдот:

«Вот как выглядит женщина с утреца! Догоняет сборщика мусора и спрашивает: „Не опоздала ли я выкинуть мусор?“ Сборщик мусора отвечает: „Ничуть, мэм, прыгайте в контейнер“».

Или вот еще одна вещица из той же серии (художник написал таких картин не один десяток):

«Я так понимаю, что ваш муж утонул и оставил вам два миллиона долларов. Уму непостижимо: два миллиона долларов, при том что он не умел ни читать, ни писать». – «Да, – сказала она, – но и плавать тоже».

Вышеописанные работы Принса – не эстетизирование found images или public imagery. Они представляют собой анекдот, шутку, которая и не думает прикидываться произведением искусства. В этом-то и есть ее основное качество. И подобный жест высоко оценивается знатоками.

Соков проделывает обратное. Он эстетизирует шутку, превращая ее в скульптуру или в картину, что, безусловно, является постмодернистским откатом.

Наш герой мог бы присоединить свой голос к голосу художника Эрика Булатова: «Картина умерла – да здравствует картина!», слегка обобщив слоган: «Изображение умерло – да здравствует изображение!»

Прочтешь стихотворение Шарля Бодлера или Райнера Марии Рильке и думаешь потом всю жизнь. Посмотришь выставку Ансельма Кифера и размышляешь несколько дней.

Увидишь работу Леонида Сокова – улыбнешься.

Нынче искусство стремится стать частью индустрии развлечения. Шоу-бизнесом. И работы Сокова, вызывающие улыбку, смех, а то и хохот, естественным образом вписываются в эту тенденцию. Что нисколько не умалят достоинства творчества этого замечательного мастера.

Таков, извините за выражение, нынешний тренд.

В конце времен праведники будут приглашены на мессианский пир, на котором Господь будет угощать их телом Левиафана.

В 80-е годы, каждый раз бывая в гостях у поэта и художника Дмитрия Александровича Пригова, я внимательно рассматривал висящие на стенах рисунки. На этих многотрудных работах, исполненных шариковой ручкой на бумаге, были изображены фантастические звери. Звери представляли собой аллегории художников, поэтов, писателей и музыкантов… из близкого круга автора. Бестиарий с каждым разом разрастался, и хозяин дома пояснял: Рубинштейн, Тарасов, Чуйков, Гройс, Кабаков, Пивоваров, Попов, Брускин, Орлов, Летов…