Григорий Брускин - Все прекрасное – ужасно, все ужасное – прекрасно. Этюды о художниках и живописи

Не будем спрашивать у художника, а поразмыслим сами: что же еще может символизировать вышеозначенное число «четыре»?

Прежде всего, четыре буквы имени Бога, которые соответствуют человеку, льву, быку и орлу. То есть, четырем живым существам (hayot) из видения пророка Иезекииля. Эти четыре буквы также превращаются в четыре ключа от Эдемского сада. Четыре части света. Четыре фазы луны. Четыре реки, вытекающие из Эдемского сада. Четыре времени года. Согласно каббале, учение о четырех мирах, помещенных между Богом и земным миром: 1) Ацилут, мир эманации и Божества, мир десяти сефирот (десяти предвечных идеальных чисел), 2) Брия, мир творения, мир Престола, 3) Ецира, мир формообразования, главная сфера пребывания ангелов, 4) Асия, мир становления, духовный прообраз материального чувственного мира. Также четыре метода толкования Торы (пардес): пшат – буквальный, ремез – аллегорический, драш – гомилетический, сод – мистический.

Вернемся же к «Стихии Осипа Мандельштама».

Так в чем состоит сообщение автора?

Художник предлагает нашему вниманию своего рода руководство по сокрытию Слова в Тексте. Превращению его в геометрический узор. Тайну. Знак. Символ.

В ПЕРВОНАЧАЛЬНЫЙ ТЕКСТ.

И остался Иаков один. И боролся Некто с ним до появления зари; и, увидев, что не одолевает его, коснулся состава бедра его и повредил состав бедра у Иакова, когда он боролся с Ним. И сказал (ему): отпусти Меня, ибо взошла заря. Иаков сказал: не отпущу Тебя, пока Ты не благословишь меня. И сказал: как имя твое? Он сказал: Иаков. И сказал (ему): отныне имя тебе будет не Иаков, а Израиль, ибо ты боролся с Богом, и человеков одолевать будешь. Спросил и Иаков, говоря: скажи (мне) имя Твое. И Он сказал: на что ты спрашиваешь о имени Моем? (оно чудно). И благословил его там.

На гравюре Гюстава Доре Иаков сражается не с ангелом, а с античной статуей. Доре отреставрировал крылатую греческую богиню победы Нику Самофракийскую: нашел и вернул на место утраченные голову и руки. И статуя, подобно ожившему Голему, прикинувшись ангелом, вступила в борьбу с молодым и полным сил патриархом. Вернее, «каменный гость» сжал мертвой хваткой запястья противника. Сцепил пальцы замком наподобие Венеры Илльской из одноименной новеллы Проспера Мериме. Куда там вырваться! Скульптура крепко стоит на земле. И грохочет при малейшем движении. Это та самая «поступь командора», тот самый шум, что звенел в ушах героев рассказа французского писателя. Дело осложняется тем, что действие происходит на краю пропасти. Мраморному (или железному?) «ангелу» достаточно дунуть, и противник исчезнет в бездне, разверзшейся прямо за спиной героя. У Доре явно не ангел взмолился: «Отпусти Меня…», а Иаков. На переднем плане – кактусы. В «дали пространств»: пальмы, верблюды, пирамиды. Напоминание об Исходе.

Но не о псалме.

«Видение после проповеди» Поля Гогена. Желтокрылый ангел – опытный профессиональный борец. Правой рукой ухватил загривок противника, левой – предплечье. У скрюченного в три погибели патриарха шансов нет. Да он и не сопротивляется. Приемами борьбы ангел овладел в совершенстве, штудируя книгу «Манга Хокусая», где знаменитый японский гравер Кацусика Хокусай создал своего рода учебник рукопашного боя в картинках. Но, согласно Писанию, ангел не должен одолеть противника в честном поединке. А, применив сверхъестественную силу, «повредить состав бедра» патриарха.

Что же происходит на красной арене?

Бог тренирует Иакова, обучает боевым приемам. На будущее. Ибо Сам предсказал праотцу: «…И человеков одолевать будешь».

В картинах Рембрандта, Делакруа или того же Доре в борьбу вступает патриарх-силач. Западный человек ассоциирует «успех» Иакова с физической мощью: «Как арфу, он сжимал атлета…» Подобная трактовка немыслима в византийской традиции. На иконах и фресках Иаков в момент борения изображается таким же, как прочие святые, без каких-либо физических особенностей. А иной, вернее, единственный раз, как мы увидим ниже, и вовсе в образе малого дитяти. «Борьба» в православном каноне трактуется не как всамделишный бой или спортивный поединок, а как духовное событие. И подчас выглядит как долгожданная встреча. Или дружеское объятье (например, в «прориси фрески XIV века на потолке притвора церкви Успения на Волотовом поле»). Похожим образом встречаются Мария и Елизавета на полотнах мастеров итальянского Возрождения.