Татьяна Шаляпина - Угодный богу

– Да, – пролепетал крестьянин.

– И правда, что эта девушка – не твоя родная дочь?

– Я подобрал ее давно, когда ее мать погибла в пустыне. Жена моя умерла много лет назад, и я один воспитывал малютку.

– Ты будешь богат и получишь плодородные земли в долине, – сказал фараон.

– Благодарю, о божественный!.. – крестьянин пал ниц.

– А ты… – Амонхтеп посмотрел на девушку.

– Я – Нефру, – произнесла она.

– Я знаю. Фахет, достойный отец невесты, следуй за нами, – сказал повелитель.

Он отдал распоряжение больше не искать девушку, ибо она уже найдена, и усадил Нефру рядом с собой на носилках.

– Я сразу узнал тебя, – шепнул ей Амонхотеп и тут же осекся, но потом добавил. – Я видел тебя однажды.

Девушка, конечно же, не поняла его слов, а, может, только сделала вид, что не поняла… Она не сводила с него глаз и казалась завороженной то ли его красотой, то ли уродством. Рабы несли фараона и его невесту во дворец, а люди обступали носилки и что-то выкрикивали, пытаясь пробиться сквозь охрану и прикоснуться к Нефру. А некоторые простолюдины плакали от счастья, вознося хвалу великой справедливости и милости Амона-Ра, свершившейся в этот благословенный, отмеченный на века, день.

А в храме верховный жрец вел поиски того, кто осмелился погубить его планы.

– Брохут, проклятый Брохут! – бормотал он, вышагивая вдоль колоннады. – Я убью тебя, негодяй, предатель!

– О, мудрый Такенс! – раздался голос из-под пола.

– Ты нашел его, Асахадон? – верховный бросился к нише в стене за злосчастной статуей Амона, которую уже успели водрузить на прежнее место.

– Да, Брохут лежит в подземном помещении храма. Он мертв. Но никакой крови.

– Что?! – закричал верховный, вне себя от злости. – Он наверняка отравлен или задушен! Кто его убил?

– Не знаю, мой господин, – отозвался Асахадон из-под пола.

– Хануахет, – медленно выговорил Такенс. – Этот старый хитрец вздумал провести меня! Асахадон!

– Да, мудрый Такенс, – ответил голос.

– Ты видел Хануахета?

– Нет, он сегодня не покидал своего жилища.

– Найди его и приведи ко мне.

– Хорошо.

– А, впрочем, он наверняка уже далеко отсюда, – сказал самому себе верховный жрец.

Счастливые дни потекли в Египте – дни ожидания царской свадьбы.

Нефру поселили во дворце, а фараон по несколько раз на день заходил к ней. И в каждый свой приход делал ей дорогие подарки, а она брала их только потому, что они хранили тепло его рук. Даже если б он подарил ей простой камень или горсть песка, она берегла бы их, как величайшую драгоценность.

Он молча любовался ею, казалось, до конца не верил собственным глазам, боясь, что Нефру окажется прекрасным миражом и растает. Для нее же он был самим совершенством, воплощением бога Амона.

И была у них свадьба: и ликовал народ, сочинивший легенду о девушке, посланнице богов, в образе крестьянки сошедшей с неба к их фараону; и повелитель сделал все, как обещал; и крестьянин Фахет стал богат, получив плодородные земли и рабов; и благословлял тот день, когда упала ему в руки лента с носилок божественного, принесшая так много счастья.

Жрец Хануахет бесследно исчез, и хотя обозленный Такенс повсюду разослал своих людей, они возвращались ни с чем, так и не сумев найти старика. Может, бог сделал его невидимым для врагов? Когда же терпение Такенса истощилось, он объявил Хануахета мертвым и устроил похороны мудрейшего служителя Амона-Ра. И фараон, не зная, что хоронят куклу, глубоко скорбел по своему учителю. И эту скорбь разделяла с ним его Нефру.

В тот день Амонхотеп был мрачен и неразговорчив. Фараон сидел, ни на кого не глядя, на жестком ложе и две глубокие морщины разрезали его высокий лоб. В большом зале со сверкающим серебряным полом играла музыка, и прекрасные служанки танцевали изысканно, искусно, но Нефру легким жестом удалила всех и подошла к Амонхотепу. Казалось, он не заметил перемен. Нефру сняла с него корону и обеими руками нежно обняла его голову, наклонившись к нему и будто к чему-то прислушиваясь. Потом закрыла глаза и нахмурилась, но тут же лицо ее осветила улыбка.

Неожиданно фараон посмотрел на нее, и взгляд его не был угрюм.

– Расскажи мне, как ты жила? – Попросил он.

– Зачем тебе это, мой повелитель? – она грустно улыбалась. – Ты же не захочешь сделать бедняков богатыми и не накормишь тех, кто тяжко голодает?

Фараон нахмурился:

– Не понимаю, что ты говоришь?

– Я радуюсь за отца, – продолжала Нефру тем же тоном. – За свои страдания и милосердие он заслужил награду. Но я скорблю, что те, кто сделался его рабами, остались несчастными.