Евгений Рудницкий - Сто лет одного мифа

В вопросах художественного руководства Козиме приходилось полагаться на троих верных ей и готовых беззаветно служить памяти покойного Мастера выдающихся музыкантов. Каждый из них имел свои преимущества и недостатки с точки зрения закрепления созданного Вагнером мифа и его развития в условиях байройтского предприятия. Первый из них – старый и преданный друг семьи Ганс Рихтер – имел несомненные заслуги как перед творчеством композитора, так и перед его семьей: достаточно вспомнить деятельность Рихтера в Мюнхене, когда он, выполняя волю Мастера, восстал против постановки в придворном оперном театре Золота Рейна без учета предъявляемых им требований. Однако, в отличие от находившихся в относительной близости к Байройту Леви (в Мюнхене) и Мотля (в Карлсруэ), Ганс Рихтер проводил много времени в Вене (в частности, в 1883 году он руководил венской премьерой Тристана и Изольды ) и в Лондоне, где он в 1879 году возглавил оркестровые фестивальные концерты. К тому же он довольно настороженно относился в байройтскому кругу – возможно, свою роль сыграло недовольство Вагнера его работой с фестивальным оркестром в 1876 году. Тем не менее, учитывая его былые заслуги перед творчеством мужа и преданность семье, Козима никогда не отвергала старого друга и поддерживала с ним связь до конца его жизни. Самый младший из этой троицы, Феликс Мотль, уже успел зарекомендовать себя в качестве талантливого капельмейстера и исполнителя вагнеровских музыкальных драм в Карлсруэ; вдобавок он обратил на себя особое внимание Мастера, будучи наиболее даровитым из всех музыкальных ассистентов, набиравшихся опыта в Доме торжественных представлений. Он хорошо представлял свое особое положение и теперь старался завоевать расположение Козимы. Родившийся в 1839 году в городе Гиссене, сын раввина Герман Леви был из них самым старшим и самым заслуженным: помимо того, что высокие достоинства его трактовок музыкальных драм, в первую очередь Парсифаля на фестивале 1883 года, признавал сам Мастер, мюнхенский генералмузикдиректор пользовался непререкаемым авторитетом как исполнитель произведений самых разных стилей – от Глюка и Моцарта до Брамса, Брукнера, Корнелиуса, Берлиоза, Гуно и даже молодого Рихарда Штрауса. Вдобавок к концу жизни Леви получил известность как переводчик (он, в частности, переводил на немецкий язык Анатоля Франса и либретто итальянских опер Моцарта), а также издатель Собрания рассказов и сказок Гёте и книги Мысли из произведений Гёте . Все знавшие этого человека неизменно отмечали его доброжелательное отношение ко всем, с кем ему приходилось иметь дело. Единственным «недостатком» дирижера было его еврейское происхождение, и это обстоятельство создавало напряженность не только в его отношениях с такими явными врагами, как Юлиус Книзе, но и в общении с Козимой. Его еврейство использовали преследовавшие свои карьерные цели приближенные хозяйки байройтского предприятия, знавшие о ее неприязненном отношении к иудеям. Таким образом, антисемитские настроения байройтского круга, где евреи занимали обособленное положение, способствовали сплочению остальных его членов, дальнейшей разработке ими вагнеровского мифа, а с течением времени и формированию особой религии, не допускавшей свободного толкования ее канонов. Сам же Леви, несмотря на постоянные интриги, которые плели вокруг него, старался убедить как своих близких, так и самого себя в необычайном благолепии царившей в Байройте атмосферы. Своему отцу он писал, что составил вместе с Мотлем и Рихтером «что-то вроде художественной директории», что у него с Мотлем братские отношения, что госпожа Вагнер им бесконечно доверяет и что их совместная работа – «небесное блаженство на земле».

Фестиваль 1883 года, проведенный в уже опробованном формате, прошел вполне успешно, а с учетом исправления сделанных во время первых исполнений Парсифаля ошибок даже лучше, чем предполагалось, и можно было рассчитывать на его повторение в 1884 году. Однако нужно было подумать о программах фестивалей более отдаленного будущего. После финансового краха постановки тетралогии на первом фестивале о ее возобновлении в ближайшие годы страшно было подумать. Поэтому все еще остававшаяся в тени, но уже проводившая с ближним окружением консультации Козима решила в дальнейшем повторять представления Парсифаля , добавляя к ним каждый раз еще по одной драме. Осенью 1883 года она предложила поставить в 1885-м наряду с Парсифалем также Тристана и Изольду , в 1886-м – Летучего Голландца , в 1887-м – Лоэнгрина , в 1888-м – Тангейзера , а в 1889-м – Мейстерзингеров . Не зная, как подступиться к тетралогии, и опасаясь повторного провала, она решила с ней пока не спешить. Этот план, получивший одобрение как «художественной директории», так и коммерческого директора Гросса, был выполнен лишь в общих чертах. Перед тем как приступить к его реализации, опытный финансист Гросс предложил для снижения финансовых рисков делать время от времени перерывы в проведении фестивалей. Вопрос был только в том, устраивать ли их через год или через два года на третий. Первые два перерыва были сделаны в 1885 и 1887 годах, а после того, как финансовый директор убедился в стабильном положении предприятия, перерывы стали устраивать после проведения двух фестивалей подряд; этот принцип соблюдался вплоть до Первой мировой войны, а после вызванного ею десятилетнего перерыва – до прихода к власти национал-социалистов.