Владимир Паперный - Культура Два

Эта 100-километровая зона вокруг Москвы – довольно устойчивый пространственный стереотип. Зона с радиусом в 100 верст (1 верста = 1,0668 км) вокруг Москвы и Киева фигурирует в петровских указах (ПСЗ, 4, 2176). Москва по отношению к Киеву – это такая же новая столица, как Петербург по отношению к Москве. Поэтому и в 1932, и в 1707 годах 100-километровая зона окружает обе столицы.

Во всяком случае, в московской школе, где я учился, с 1951 по 1954 годы форму не носил никто.

Частично этой теме посвящены работы И. Казуся и В. Глазычева.

Коллективизация крестьянства носит скорее символический характер и происходит, пожалуй, в ущерб хозяйственным интересам страны – как семьдесят лет назад в ущерб хозяйственным интересам страны происходило освобождение крестьянства.

Не будем придираться к некоторым неточностям, которые допускает Р. Пайпс. Во-первых, государство платило за работу не в колхозах, а в совхозах, во-вторых, не община владела продуктами своего труда, а каждый хозяин.

Грамматика подлинника сохранена.

Конечно, здесь есть чисто практические аспекты борьбы с голодом, подлежащие скорее ведению экономиста. Но интонация и лексика относятся к сфере интересов культуролога.

Странная судьба постигла при этом применение хмеля. В первом постановлении было сказано, что оно «не воспрещается». Затем последовала поправка: «воспрещается» (СУ, 1920, 12, 76). Затем последовала новая поправка: «не воспрещается» (СУ, 1920, 34, 161). Все постановления и поправки подписаны Лениным и Бонч-Бруевичем. Откуда у них эта нерешительность в отношении хмеля, остается загадкой. Может быть, это связано с борьбой двух школ в советской теории борьбы с алкоголизмом, одна основана на запрещении, другая – на «облегчении доступа в театры, постановке кинолент с бодрым, здоровым содержанием» (БСЭ/1/, т. 2, с. 245). Не исключено, впрочем, что страх перед хмелем сохранился с 1632 г., когда обнаружили колдунью, специально наговаривающую на хмель, «чтобы тем хмелем, когда он будет ввезен в Московию, произвести моровое поветрие» (Костомаров, с. 187).

Надо признать, что это совершенно очевидное соображение было все-таки высказано на съезде К. Джусом, но даже и он начал свои претензии к террасам с того, что летом в Москве пыльно (ЦГАЛИ, 674, 2, 38, л. 43).

Интересно, что то же мироощущение я обнаружил недавно в детских стихах моего отца, написанных тоже около 1935 г.:

(Все стихотворение опубликовано в сборнике: «Наше литературное творчество. Пионеры г. Москвы и области в подарок X съезду ВЛКСМ. М., «Молодая гвардия», 1936, с. 29.)

Цитирую по памяти.

Номера ЛЕФа с этим объявлением были вскоре изъяты из продажи, и бо́ льшая часть тиража печаталась уже без объявления. В моей домашней библиотеке чудом сохранился один из первых экземпляров.

Название этого раздела не вполне точно. Правильнее было бы: отсутствие способности различать добро и зло – наличие такой способности. Однако ложная любовь к лаконизму заставляет меня оставить так, как есть.

В этих визитах есть уже элементы культуры 2, тем не менее в 1940-х годах о таких визитах не выпускали красочных альбомов.

Анимизм и антропоморфизм понимаются здесь как элементы мифологического мышления. Я не стремился к строгости терминологии.

В этом рассказе я буду опираться главным образом на рукопись С. Алексеева (см.), на его устное выступление в ЦНИИТИА в 1979 г., а также на архитектурную периодику.

Разумеется, среди конструктивистов были и такие, которые рисунку и акварели придавали серьезное значение. Александр Веснин, например, выступая на заседании 13 февраля 1936 г., напоминал, что именно он ввел во ВХУТЕМАСе рисунок обнаженной модели и ряд других художественных дисциплин (Стенограмма, л. 196). Все дело в том, что культура 2 не желала различать таких нюансов, ЛЕФовский лозунг «смерть искусству» она распространяла на всю архитектуру культуры 1.Поскольку нас интересует именно культура 2, мы вправе условно этими нюансами пренебречь тоже. Важно только постоянно помнить об этой условности.