Надежда Белякова - Кузнецкий мост и Маргарита

Довязывая носки «на продажу», чтобы обменять их на одной из бесчисленных станций по пути в эвакуацию, всё вспоминалось и вспоминалось прошлое Елизавете Яковлевне с запоздалыми сожалениями о былом. С печальными размышлениями о том, что, как всякий потоп по капельке собирается, так и грехи людские по капельке слагаются в одну большую беду. Ее запоздалые сожаления и раскаяние об участии в тех революционных сходках, которые и были теми каплями и ее греховности в общем потоке, который потопил, убил всю прежнюю жизнь, весь уклад жизни выстроенный трудом и судьбами поколений, облегчения ее душе не приносили. А теплушки, увозящие их в эвакуацию, тряслись, а холод и голод терзали немилосердно, словно радуясь живой добыче – жизнями тех, кто в надежде на спасение ехал в неизвестность эвакуации.

Капитолина Карповна проснулась и, увидев, что Елизавета Яковлевна достала икону архангела Михаила, насторожилась. И поспешила вмешаться в бабушкины уроки рисования для ее дочерей:

– Опять Вы, мама! Спрячьте икону! И умоляю: не рисуйте иконы! Как давно всё едем и едем! – тяжело вздохнув и закашляв пробормотала она.

Елизавета Яковлевна, смутившись, забрала у внучек их рисунки. Убрала их себе под подушку, и, словно оправдываясь перед дочерью, за оплошность, пояснила:

– Так я же просто показать Капе, как я раньше писала иконы. Ведь и этого Архангела Михаила я сама написала, еще тогда в иконописной мастерской моего отца. Хорошо нам тогда было. Все вместе! Вся семья! Хочу поучить их рисовать.

– Поймите, мама! Их отец теперь даже не директор школы, как было до войны, а начальник Отдела Пропаганды нашего города! Ляпнут лишнее девочки, где-нибудь, просочится и дальше пойдет, что дочери номенклатурного работника иконы рисуют! И что с нами со всеми за это будет? Опасно!

Елизавета Яковлевна, желая замять неприятный разговор, вскрикнула:

– Ой! А кажется подъезжаем к какой-то станции! А я носок-то не довязала!

И с этими словами Елизавета Яковлевна стала торопливо довязывать носок пока поезд замедлял ход. Другой, уже готовый лежал рядом.

Стихийный рынок около вагона возник неожиданно быстро. Елизавета Яковлевна устремилась туда. Зацепившись за её подол, едва поспевая за нею, побежала и маленькая Маргарита, что-то держащая в ручонке.

Елизавета Яковлевна, держа в руках те самые носки, встала с ними в ряд Торгующих, предлагая свой «товар» на обмен на что-то съестное. Рядом с нею встала и Рита. Подбежала к ним и Капа с чудесными кружевами Елизаветы Яковлевны. Которые обычно вязала Елизавета Яковлевна, вместо привычного рисования. Капа развернула их и держала на вытянутых руках. Но Елизавета Яковлевна, отнюдь не похвалила ее:

– Внученька! Да кто же теперь кружева возьмёт? Кому они сейчас нужны? Теперь война, кругом теперь война.

Рита была очень серьёзна и рада, что тоже «зарабатывает», держа на вытянутых руках два своих рисунка. На каждом дамы-королевы. Её бабушка только что заметила это и усмехнулась.

В первом вагоне их поезда ехала в эвакуацию молодежь. В основном – девушки и несколько мальчишек-подростков. Оттуда доносились песни.

– Красиво поют, певуньи! Тоже в эвакуацию едут горемычные! Одни, без семей! Храни их, Бог! – сказала Елизавета Яковлевна о первом вагоне, в котором ехала молодёжь, одни без взрослых. Это были в основном молодые девушки, лет 16–18, юные, чистые, прекрасные, с длинными косами. Их большая певучая стайка занимала первый вагон их эвакуационного каравана. Они пели, наверное, чтобы морально поддержать себя в эвакуации, вынужденных расстаться с домом, с семьями. Они пели так прекрасно, что все заслушивались их пением на остановках в пути в эвакуацию. И мама многие годы спустя все вспоминала, как она «канючила", упрашивая бабушку и маму «переселиться» в вагон к этим дивным певуньям из первого вагона. Она наслушаться и налюбоваться на них не могла. И этот их спор с бабушкой о том, почему они не будут переселяться по желанию Риточки в первый вагон, неожиданно остановили проходящие мимо цыганки с пёстрыми тюками, переброшенным через плечо, выкрикивая на весь рынок:

– Золото берём! Золото есть? Одна из цыганок засмотрелась на Риту и ее рисунок. Усмехаясь, остановилась, опустив тюк на землю. Развязав его, достала потрепанную книгу с оторванной обложкой. Она обменяла ее на только, что нарисованные Ритой рисунки. Кто-то обменял у Елизаветы Яковлевны, довязанные ею носки на завернутый в газетную бумагу хлеб.