Надежда Белякова - Кузнецкий мост и Маргарита

И потому, когда после революции 1917 года в 25 году ее любимый сыночек Андрюшенька вернулся в деревню, в родительский дом с документами, в которых гордо значилось – «Ликвидатор безграмотности», чтобы возродить из руин, разрушенную революцией систему сельского и деревенского начального образования, уж, как гордилась им Анна Васильевна, потому что это было плодом их с мужем правильного пути, их труд и усердие. Пока однажды не побывала на его уроке в бывшей земской школе, стоявшей заколоченной после 1917 года. И увидела, как ее голубоглазый красавец сын, с красивой, плавно лежащей волной густого чуба, цвета спелой пшеницы, с чеканным профилем, вещал у школьной доски, обучая грамоте. Он диктовал, выводя мелом по черной доске, красиво, изящными еще дореволюционными прописями:

– МЫ НЕ РАБЫ!

Тут не выдержала строптивая Анна Васильевна, и взорвалась, слыша, как пояснял ее Андрюшечка всему честному народу, что революция 1917 года освободила народ, что теперь они могут обучаться грамоте и гордо писать:

– «МЫ НЕ РАБЫ!»

Встала, по-домашнему стукнув кулаком по столу, и громогласно напомнила сыну, что:

– «Мы не рабы» с 19 февраля 1961 года. Итого к 1917 году уже 56 годиков, как не рабами были! Царь-батюшка нам освобождение еще когда подарил!

Почитай, как уж поболее, чем полувека, как мы не рабы! Не вчерась, освободились! Напраслина все это! Нечестно это!

Чтобы не надрывать свое огорченное сыном сердце, не мешать ему в его работе, больше Анна Васильевна на те открытые уроки не ходила.

Все это вспомнилось Анне Васильевне, и упрямо, и беспощадно толкало ее к неизбежному горестному выводу о том, что все выпавшие на долю ее семьи горести – справедливое возмездие за грехи сына. А она – строптивица, как не отталкивала от себя эту неизбежную правду, но избавиться от этих мыслей, так и не смогла.

«Блажен муж, иже не идет на собрание нечестивых!» – отчетливо возникло в ее поникшей от горя голове, когда смотрела на приближавшегося, идущего от калитки к порогу дома сына. Сына, пришедшего с собрания в сельсовете тех, кто весь тот теплый осенний день вершил судьбы тех, кого знала она всю жизнь. Увидел сына и Осип. И, обняв за плечи жену, вышел на крыльцо на встречу сыну. Поставил перед собой чемодан и узелок с собранным ему в дорогу съестным. И, когда сын подошел к крыльцу дома, Осип, глядя сыну прямо в глаза, не сходя с крыльца спокойно и веско произнес:

– Мать так решила. И я с матерью согласен. Уезжай, Андрей!

И Андрей уехал.

Долги горькие бессонные ночи, все вспомнить и передумать успеешь. С этими воспоминаниями уже засветло она и заснула. Но долго спать ей не пришлось.

Утром ее разбудил частый и громкий стук в окно. Анна Васильевна подошла раздвинула в стороны пестрые занавески. И увидела свою дочку Нюшу с растрепанной косой густых каштановых волос, в ватнике, наброшенном прямо на ночную рубашку. Анна Васильевна распахнула окно. Нюша прильнула к подоконнику и рассказала матери:

– Мам! Ну, намолила ты! Утром гада нашего мертвым нашли. Издох проклятый! Допил тот самогон и подох! Как сидел и пил, так и его нашли; башка его на столе, а сам мертвый, мордой на стол упал.

Ну ты, прям, как наша бабка Устинья стала. Как скажешь, так – все, чисто приговор! Уж, коль проклянет кого, так тому не жить! Так и ты! – причитала ее дочь Нюша.

Но со смертью этого председателя опасность ссылки не ушла. И страх не отпустил их семью. И действительно, вскоре назначили им другого председателя колхоза. Этот не требовал водки и самогона, зато прямо явился к ним в дом. А поскольку Анна Васильевна была женщина не просто домовитая и хозяйственная, а еще и любившая все красивое, то и коромысло, и конная упряжь вся – были у нее расписные с резными узорами. К той красивой упряжи с ярким хомутом, который украшал расписной развеселый венок, каких-то не виданных цветов и потянул ручищи загребущие вновь прибывший председатель, поясняя:

– Все равно вам всем в Сибири гнить. Там и подохните. А дом этот я себе возьму. Так что: тебе, Анна Васильевна, этот хомут ни к чему!

Но Анна Васильевна, опасаясь только, чтобы муж не вернулся во время этого разговора, чтобы его не втянуть в драку, вместо ответа схватила косу и замахнулась на председателя, злобно зарычав на него:

– Только дотронешься до хомута, снесу тебе башку! Мне все равно в Сибири гнить!

Эта простая логика ошеломила его. И он тотчас ретировался из дома Беляковых.

Но заступились Небеса за дом Анны и Осипа, защитили силы небесные их старость от ссылки. Спасло семью от Сибири только то, что, как говорится: «Не в силе Бог, а в правде!»