Никита Алексеев - В поисках Дерева-Метлы. Короткие мысли отшельника из Соломенной сторожки

Теперь про сходство. Оно куда сильнее, чем различия. И в Фессалониках, и в Токио вдоль улиц стоят дома, по большей части невысокие, скромной окраски и принципиально никакой архитектуры. По проезжей части едут машины, тоже скромные – с Москвой не сравнишь, ни R&R, ни Porsche не видно. Даже «Мерседесы» – раритет. И идут себе люди по своим делам. Кто на работу, кто просто так, кто в кафе, кто собаку выгуливает, либо ребёнка ведёт домой, либо наоборот, бальными танцами заниматься.

Так что Токио очень похож на Фессалоники.

19 февраля

ЮНЫЙ ХУДОЖНИК

Юре я это посвящаю потому, что он один из немногих настоящих художников в том, что когда-то было СССР. Хорошо, если не нравится, он – единственный настоящий концептуалист на просторах того, что когда-то было СССР.

И вообще, в творчестве Альберта есть постоянный персонаж: настоящий художник. В беретке, с кистью, стоящий за станком, то есть мольбертом.

Хотя что такое настоящий художник? Например, член группы «Мухомор» Свен Гундлах в середине 80-х работал кем-то в РОСИЗО, и туда приходил с целью продать свои картины художник Пензов. Этот художник более всего известен портретом Генерального секретаря ЦК КПСС Леонида Брежнева в маршальском мундире.

Итак, зимой художник Пензов приходил наряженный, как писатель Алексей Толстой на портрете, сделанном художником Кончаловским: в шубе на больших мехах и в собольей шапке. И говорил: «Эх, зачем я стал художником? Я же был классным автомехаником…»

Я автомехаником стать бы не мог: ничего в цилиндрах не понимаю. А вот настоящим художником мог стать, но не вышло.

История такая. Когда мне было пятнадцать и я был учеником Московской средней художественной школы при Государственном художественном институте имени Сурикова при Академии художеств СССР, нас отправили на художественную практику куда-то под Волоколамск, в село Онуфриево. А я тогда горел художественным энтузиазмом. В первое же утро после приезда я схватил этюдник и пошёл на этюды. Увидел забор, сколоченный из здоровенных жердей, а за ним – пологий зелёный склон. Мне представилось, что оттуда будет чудесный вид на округу. Я перелез через забор, развинтил суставчатые ноги этюдника, выдавил, радуясь смеси деревенских запахов, пинена и скипидара, краски на палитру и мечтательно прикоснулся кистью к холсту на картоне. И тут периферийным зрением заметил, что в мою сторону несётся что-то очень большое и страшное. Присматриваться я не стал: перемахнул через забор и увидел, что это бык с кольцом в носу. Бык подбежал, страшно сопя, к этюднику, поддел его на рога. Этюдник взлетел в воздух, перевернулся и одной из трёх ног воткнулся ему в загривок, отчего бык рассвирепел окончательно. Он не успокоился, пока не растоптал этюдник в мелкие щепки. Тут возле забора появились местные мужики и сказали: «Ну ты козел, малый. Это же Васька, наш племенной, куда ты полез, мы его сами боимся». Так что я остался без этюдника.

А за ужином наш преподаватель сказал, что встать надо будет рано, так как на рассвете мы пойдём на этюды. Дело было в середине июня, соответственно, разбудили нас часа в три. Этюдника у меня не было, а вставать затемно я ненавижу. Ну и поплёлся вместе с другими юными художниками на этюды. Преподаватель нас поставил на краю выгона рядом с комбайном и сказал: «Ребята, если вы будете любить искусство, будете честными и радоваться жизни, если вы будете стараться быть настоящими художниками, то внесёте свой вклад в советское искусство. А теперь смотрите, как за берёзовым лесом встаёт солнце Родины, внимательно смотрите! Пишите, ребята!» Ребята начали развинчивать этюдники, а у меня его не было. Поэтому я, найдя возле комбайна какие-то обмазанные соляркой картонные кругляши-прокладки, начал их метать в сторону поднимающегося солнца Родины.

С практики меня выгнали за плохое поведение. Потом выгнали и из МСХШ [20] Московская средняя художественная школа (ныне – Московский академический художественный лицей Российской академии художеств), школа при Московском государственном художественном институте им. В.И. Сурикова. – за бездарность.

Вот так я не стал настоящим художником.

О ПОЛЕЗНОМ И ПРЕКРАСНОМ В ИСКУССТВЕ

Почему я вспомнил, как не стал настоящим художником? Потому что пришёл Игорь и начал чинить унитаз. В этом не было материальной необходимости, так как есть второй, то есть он – художественное излишество. Игорь такой же слесарь-сантехник, как я настоящий художник. Но он чинил-чинил, четыре часа потратил, и починил! Вот это я понимаю, настоящее искусство!