Андрей Васильченко - Прожектор доктора Геббельса. Кинематограф Третьего рейха

Возможность запретить фильм в случае нарушения им «национал-социалистической эстетики», то есть запрет совершенно по субъективным критериям, вызывал у национал-социалистов особую гордость. В отличие от либерального государства национал-социалистический режим не только считал возможным, но и нужным вмешиваться в вопросы искусства. При этом сами нацистские властители превращались в своего рода экспертов от искусства, которые должны были восприниматься широкими массами как «посвященные хранители Святого Грааля». Проявив к кинематографу явно завышенные и строжайшие требования, национал-социалистические власти вместе с тем прокладывали ему путь как «народному искусству». В упоминавшейся выше речи, которую Геббельс произнес перед кинематографистами 19 мая 1933 года, были такие слова: «Для нас искусство – это серьезное, святое и великое дело… Для нас искусство – это вопрос призвания, это дело, в котором мы руководствуемся самыми глубинными мотивами, а потому не хотим довольствоваться тем, чтобы, сохраняя видимость приличий, время от времени поддерживать связь с творческими кругами, пребывающие в которых артисты будут давать нам советы и указания». Являясь одним из создателей национал-социалистической эстетики, Геббельс специально в конце 1934 года запретил два кинофильма. Запрет был наложен не по политическим или мировоззренческим причинам, а именно по эстетическим соображениям. Геббельс провозгласил их «малохудожественной, пошлой и безвкусной халтурой». Несмотря на то что любой неугодный фильм можно было запретить за множеством удобных предлогов, но Геббельс предпочитал действовать наверняка. Лишь 28 июня 1935 года был принят закон, который позволял ему независимо от проверочных комиссий самостоятельно запрещать показ фильмов, если министр пропаганды «считал это необходимым во имя общественного блага». Кроме того, именно с данного времени повторное разрешение на показ некогда запрещенного фильма могло быть получено только с ведома Геббельса. Между тем принятие новых законов всего лишь придавало легитимный вид тому, что и без того уже имело место быть. Налагался ли на фильм запрет или нет, определялось отнюдь не в цензорских отделах, а в просмотровом зале, где Геббельс и Гитлер (оба страстные поклонники кино) регулярно просматривали новинки немецкого и зарубежного кинематографа. Как вспоминал Арнольд Бакмайстер, с 1938 года являвшийся председателем комиссии по проверке фильмов, цензура со временем все более и более напоминала формальность. В годы войны деятельность комиссии по проверке фильмов фактически ограничилась несколькими иностранными художественными фильмами, пропагандистскими роликами и научно-популярными лентами.

Если говорить о новом Законе «О кинематографе», то он не только значительно расширил список причин, по которым мог быть наложен запрет на киноленту, что стало основой для национал-социалистической цензуры в кино, но и способствовал складыванию специфической «Имперской кинодраматургии». В § 1 данного закона, который назывался «Предварительная проверка», говорилось: «Сценарии художественных фильмов, съемки которых должны происходить на территории Германии, обязаны пройти экспертизу Имперских кинодраматургов». Следующий параграф закона предусматривал, что Имперские кинодраматурги должны «своевременно реагировать на то, чтобы материалы, несоответствующие духу времени, не получили дальнейшего распространения». Можно подразумевать, что указания Имперских кинодраматургов, которые фактически осуществляли цензуру киносценариев, исполнялись не очень прилежно. Сами режиссеры и сценаристы стремились всеми способами избавиться от этой надоедливой опеки. В итоге 13 декабря 1934 года в Закон «О кинематографе» были внесены изменения. Теперь создатели фильмов должны были сообщать Имперским кинодраматургам лишь общую тематику запланированных фильмов. Если же представленный материал вызывал какие-то сомнения, то мог быть запрещен весь сценарий, и только после этого Имперские кинодраматурги могли давать свои советы и указания.

С началом Второй мировой войны немецкая кинопромышленность, и без того находившаяся под постоянным политическим давлением, оказалась зажата в рамках жесточайшего политического и административного контроля. Несмотря на протесты со стороны кинематографистов, 18 ноября 1939 года Геббельс подписал указ, которым вводилась практика получения специального разрешения на начало съемок. Кроме этого, начиная с 1942 года, Имперский киноинтендант должен был усилить в очередной раз контроль над немецким кинематографом. Для этого 28 февраля 1942 года был издан специальный указ, в котором функции этого чина определялись следующим образом: «Имперскому киноинтенданту вменяется в обязанность общее планирование процесса съемок, наблюдения за тем, чтобы творческий процесс сохранялся на должном духовном и художественном уровне». Сама должность Имперского киноинтенданта вводилась в рамках управления делами концерна-монополии «Уфа-фильм». Отныне именно от этого человека зависело получение разрешения на съемки фильма, равно как и утверждение сценария будущего фильма. Прежний Имперский кинодраматург в качестве «шефа-редактора» переходит также в управление делами «Уфа-фильм». Таким образом, национал-социалистические власти смогли получить в свое ведение все остатки «внешней цензуры». С 1942 года хозяйственные дела, художественный стиль фильма и его идеологическое содержание полностью контролировались министерством ведомства.