Николай Кузьмин - Пленник моря. Встречи с Айвазовским

Затем Айвазовский заговорил о пушкинской картине, написанной им в сотрудничестве с И. Е. Репиным, о необыкновенно удачном портрете его работы профессора Репина, и перешел к профессору К. Е. Маковскому, вспомнив, что и у этого художника есть свой излюбленный тип и даже литературный женский тип, напоминающий невесту Нила – Офелия. К. Е. Маковский три раза пробовал писать ее, и все три раза ему не удавалось придать ее лицу то выражение, которое соединялось в его представлении с этим симпатичным созданием.

При этом он вспомнил про горячий спор К. Е. Маковского с покойным И. А. Гончаровым, который настаивал на необходимости придать более реальное выражение сумасшедшей. А старик Маковский сумасшествие Офелии представлял себе необыкновенно поэтичным, говоря, что Офелия все время видела перед собой Гамлета, все время мечтала о нем и так и ушла в воду с этой мечтой, с песней на устах. Она отличалась от других сумасшедших тем, что не проявляла своей болезни ничем диким или страшным, а только мечтала, пела и раздавала цветы. Она была созданием, которого еще не коснулся земной грех, она ушла с земли таким же поэтическим призраком, каким жила на ней. И. К. говорил об этом с большим увлечением, и я вспомнил В. Ф. Комиссаржевскую в этой роли (Офелии), стал рассказывать ему о том типе, который она создает, и о песенке, которую поет эта артистка, обладающая довольно сильным и звучным голоском. При этом Иван Константинович припомнил прежних знаменитых исполнительниц, «безумного друга Шекспира» – артиста Мочалова и прежние слова старинной песни Офелии, которую когда-то, в годы его молодости, напевали все дамы:

Незаметно разговор наш перешел на театр, и И. К. сообщил много любопытного, но об этом в последующих главах.

«Девятый вал». Художник И. К. Айвазовский. 1850 г.

Театр. Увлечение Белинского. Последняя встреча Айвазовского с Виссарионом Белинским. Предсмертные встречи с русскими поэтами. Встреча с С. Я. Надсоном. У Д. В. Григоровича. «Пятницы» Я. П. Полонского [42] . Романист И. И. Ясинский [43] (Максим Белинский). М. М. Щедрин-Салтыков. В. В. Комаров [44] . Викт. Бибиков [45] , И. Н. Потапенко [46] . Мочалов [47] . Асенкова [48] . В. В. Самойлов [49] . П. А. Каратыгин [50] . М. И. Глинка. А. Я. Петрова-Воробьева [51] . Приключение с Дидло. Приезд государя. За кулисами. М. П. Мусоргский.

Иван Константинович любил театр и во дни молодости был частым посетителем русской драмы и казенной итальянской оперы в эпоху блестящего ее процветания. Вспоминая про старые далекие годы, он рассказывал немало интересного о разных знаменитостях русской сцены, воспетых нашими поэтами и оставивших глубокий неизгладимый след в истории нашего театра. Со многими из них в свое время он был лично знаком, встречая их в великосветских салонах и гостиных. В его живых речах оживали корифеи театрального мира: В. В. Самойлов, Мочалов, Дюре, Асенкова, Каратыгин, покойный Т. Я. Сетов, Петров, Комиссаржевский и многие другие. Он помнил Истомину, увлекшую Грибоедова и воспетую Пушкиным… Одни на его глазах сделали блестящую карьеру, другие при нем сошли со сцены и даже с житейской сцены. Какие имена, какое славное прошлое! Нельзя сказать, чтобы Иван Константинович, вечно занятый своими трудами, весь отдавался театру, но не полюбить театра человеку общества, с его душой, запросами и стремлениями, было невозможно. Театром увлекались в то время лучшие представители всех слоев общества, и, между прочим, его знакомые, имевшие на него большое влияние, Пушкин, Белинский и Гоголь, писавшие для театра и в своих произведениях и письмах очень часто занятые игрою артистов, как и С. Т. Аксаков, знаменитый автор «Литературных и театральных воспоминаний». Тогда еще не настала пора отрицания искусства и веяний Льва Толстого. С каким восторгом и горячностью относился к театру Виссарион Белинский, руководящий в ту пору общественным мнением и царивший безраздельно в литературных кружках, видно из его «Литературных мечтаний» – серьезной и искренней статьи, появившейся в конце тридцатых годов, в которой он восклицает:

«Театр!.. Любите ли вы театр так, как я люблю его я, то есть всеми силами души вашей, со всем энтузиазмом, со всем исступлением, к которому только способна пылкая молодость, жадная и страстная до впечатлений изящного? Или, лучше сказать, можете ли вы не любить театра больше всего на свете, кроме блага и истины? И в самом деле, не сосредотачиваются ли в нем все чары, все обаяния, все обольщения изящных искусств? Не есть ли он исключительно самовластный властелин наших чувств, готовый во всякое время и при всех обстоятельствах возбуждать и волновать нас, как вздымает ураган песчаные метели в безбрежных степях Аравии? Какое из всех искусств владеет такими могущественными средствами поражать душу впечатлениями и играть ею самовластно…»