Казимир Малевич - Черный квадрат как точка в искусстве [сборник litres]

Абсурд экономических основ уже в том, что через экономию хочется победить время, пространство, в действительности не существующих в мировой подлинности. Побеждается то, что не существует.

Но животные признаки технической практической культуры не только <���не> притупились или исчезли, но развили свое совершенство, почти превратились в проволочные совершенства, зубы в пушки и пулеметы, уничтожающие сразу тысячи жертв. Таким образом, нога животного все больше и больше бронируется и крепче стоит на груди человеческого существа, и человеческому сознанию трудно подняться и осознать самого себя и увидеть свой человеческий признак. Его сознание находится во власти предметного бытия зверя, оно определяет и направляет действие в ту сторону – вытекающую из причины «я есть хочу». Сознание человека находится в надежде, что наступит предел предметности, что аппетит зверя будет ограничен и что новое человеческое бытие действительно увидит свое царство, царство бесцельных состояний, царство небывалого беспредметного действия.

Культура человека разбилась на два плана, животную, сытную <���жизнь> и на голодную. Техника разбилась по двум движениям предметного изобретения, обеспечивающего харчевые надобности практического реализма и технику беспредметную, абстрактную.

Вопрос теперь в том, что будет главой всего движения. До сих пор руководит всем первое и всю жизнь направляет по своему плану. Животное <���начало> превышает человеческое, у <���животного> харчевое благо – первое, другого оно не знает. Человек же пытается построить что-то другое, большее, чем харчевой реализм, но все попытки остаются тщетны.

Так, например, он создал Религию, построил церковь для высших целей духовного действия, поставив границу между собой и животным, между харчью и духом. В нем проснулся дух иного порядка, нежели порядок телесный, порядок голодный.

Все это указывает, что он в себе имеет нечто другое, в нем существует большее, чем стремление к сытности, в нем просыпается дух, <���не> живущий ни хлебом, ни мясом, ни всей предметной техникой совершенств; <���человек> хочет жить помимо всей практической экономической стороны, став<���я> ее на низшую ступень.

Но и тут не ускользнул от предметности и духовной практичности полезного, и в храме духовного религиозного действия поставил «цель», и этого уже достаточно, чтобы возникла вся практическая экономическая целесообразная жизнь, хотя бы и духовная религиозная.

Так и в этом не понял человек своего существа, безусловно, большего, чем животное. Не может познать его <���существа> иначе, как стремящимся к какой-то цели прежде познания ее. Бог не есть точка, к которой можно стремиться, ибо Бог не имеет места, – но не видят другого бытия, как <���только> целевого. И потому что бы и где бы <���человек> ни строил, строит бытие целевое, устанавливает точку, и потому бытие и направляет его сознание только в эту сторону, в которой он установил свою точку.

Конечно, цели духовные, Религиозные, как и цели харчевые, в конце концов идут к тому небу духовному, где не будет харчевой заботы. В этом сущность человека, освобожденного от зверя. Туда идет, где не будет больше точек «куда».

Кроме Религии есть еще второй или третий план построения бытия – Искусство (если исключить красоту, то оно чисто духовное), в котором должно быть бытие в неограниченной свободе творчества, сущность которого тоже выше животного технического харчевого реализма. Но и в случае <���Искусства> оно поставило себе цель (не познав своей сущности) – бытие жизни, художественную ценность ее в себе. Так что и в этом случае оно тоже предметно, заверша<���я> собой купол всей предметной культуры.

Животное разделилось на три пути, его разделил человек, который и хочет выйти из скорлупы животного.

Мыслю, что животное состояние исключительно техническое, т. е. аппарат только пожирающий, что в нем нет человеческих больше признаков, а если и существуют, то в зародыше, и, во всяком случае, нет Искусства и нет Религии. Мы видим в нем механическую работу пожрания, и от нас скрыта вся мыслительная работа его миросозерцания.

Во многих случаях художник-живописец зачастую описывает луга и стада, во всем этом он находит гармонию художественных связей, следовательно, находит признаки Искусства. Таким образом, животное в целом своем создано из признаков, развитых в сильнейшей мере у человека. Также, подобно цветам в лугах, человек расцвечивает себя цветными лоскутами, украшает себя и стремится рисунком и живописным цветным пятном выделить себя из общей массы. Так что все <���человеческие> признаки, рассматривая их с точки художественной красоты, существуют в мире птиц, животных и насекомых. Конечно, последние возможно оспаривать тем, что вся раскраска этого мира имеет, может быть, причину исключительно техническую как защитную. Но, может быть, и все человеческое Искусство тоже имеет таковой же смысл в техническом приложении и исключает это положение только в своей чистой беспредметности, т. е. в человеческом плане (где оно исключает и себя как Искусство как предметность).