Сара Торнтон: Семь дней в искусстве

Когда я была в Лос-Анджелесе, то спрашивала самых разных людей: кто такой художник? Этот вопрос обычно вызывает раздражение, но тут реакция была настолько агрессивной, как будто я нарушила какое-то табу. Когда я задавала свой вопрос студентам, они казались шокированными. «Это нечестно!» – сказал один. «Ты не должна спрашивать об этом!» – воскликнул другой. Художник, занимающий высокое положение на отделении искусства, обвинил меня в «глупости», а главный куратор заявил: «Да ну вас! На все ваши вопросы можно ответить почти что тавтологией: художник – тот, кто творит художество. Это замкнутый круг. Вы склонны видеть искусство там, где на него можно показать пальцем!»

Лесли Дик учит студентов: «Произведение, над которым вы работаете как художник, на самом деле игра, но игра в серьезном смысле. Все равно что двухлетний малыш открывает, как построить башню из кубиков. Это не безразличие. Вы материализуете свои идеи и привносите в мир что-то из своего внутреннего мира, вы освобождаетесь».

12 часов 45 минут.Обсуждение в классе критики продолжается уже больше двух часов. Выступила почти половина студентов, но Ашер не проронил ни слова, и никто ничего так и не сказал непосредственно о рисунках Джоша. Хотя беседа интеллектуальная, трудно почувствовать себя полностью ею поглощенным. Из своих размышлений я вновь вернулась к довольно отвлеченным дебатам, участники которых еще не имеют достаточного опыта. Многие комментарии не относятся к делу, поэтому невозможно не отвлекаться и не погружаться в собственные мысли.

Несколько дней назад я поехала в Санта-Монику, чтобы встретиться с Джоном Бальдессари, которого считают своим учителем многие художники в Южной Калифорнии. Рост Бальдессари – шесть футов и семь дюймов, это великан с растрепанными волосами и седой бородой. Однажды я слышала, что он похож на Сасквач-Санту [18] Sasquatch – большое обезьяноподобное существо (снежный человек), якобы обитающее в лесах Северной Америки. – Примеч. переводчика . , но мне подумалось о Боге – хипповой версии микеланджеловского благородного старика из Сикстинской капеллы. Бальдессари учредил семинар по критике «Постстудийное искусство» в 1970 году – когда открылся Калифорнийский институт искусств – и продолжал преподавать, невзирая на успешно складывавшуюся международную карьеру. И хотя он был принят на работу в институт как живописец, но уже работал в других техниках как концептуалист. Когда мы сидели у него во дворе под зонтиком и пили воду со льдом, он объяснял, что не хотел называть свой семинар «Концептуальное искусство», поскольку это звучит слишком узко, тогда как «Постстудийное искусство» привлекает всех, кто не является приверженцем традиционных методов. «Несколько живописцев влились в наши ряды, но в основном у нас были студенты, не занимающиеся живописью. Аллан Капров [создатель перформансов. – С. Т. ] стал заместителем декана. В первые годы мы с ним вдвоем противостояли целому штату живописцев».

Невозможно назвать, сколько студентов выпустил Бальдессари, и хотя теперь он преподает в UCLA, но все до сих пор считают его основоположником того метода преподавания, который в самом чистом виде существует в Калифорнийском институте искусств, но получил распространение по всей стране. Один из девизов Бальдессари – «Искусство рождается из неудачи», и он говорит студентам: «Вы должны пробовать. Не следует бездействовать, боясь совершить что-то неправильное, мол, „я лучше не буду ничего делать“».

– Как вы понимаете, хороший у вас класс набрался или нет?

Он задумался и покачал головой.

– Не знаю, – сказал он. – Довольно часто мне кажется, что я безупречен, но все наоборот. А когда я действительно учу, то не сознаю этого. Вам не дано предвидеть, что именно просекут студенты.

Бальдессари уверен, что главнейшая задача художественного образования – разрушить ореол таинственности, которым так любят окружать себя художники: «Студентам необходимо знать, что искусство создается точно такими же людьми, как они сами».

В 13 часов 15 минутвсе стихло, и Ашер произносит первые слова. Закрыв глаза и сведя руки в замок, он говорит: «Простите». Студенты поднимают голову. Я сижу в ожидании, предвкушая короткую лекцию. Настал момент разговора начистоту. Или откровения. Но нет. Ашер бросает взгляд на рисунок Джоша и, верный своему умению почти отсутствовать, спрашивает: «Почему вы не подошли к решению этой задачи с помощью слов или музыки?»