Эжен Фромантен - Старые мастера

Впрочем, произведение это слишком знаменито, и слава его настолько бесспорна, что я не останавливаюсь на этом. Я хочу подчеркнуть лишь следующее: картина эта в одно и то же время и очень реальна и очень фантастична, точна в передаче натуры и глубока по замыслу, осторожно разработана и великолепно написана. В ней оправдались все усилия Рембрандта, ни одно из его исканий не оказалось тщетным. Но какова, вообще говоря, была его цель? Рембрандт хотел трактовать живую природу почти так же, как и свои вымыслы, совместить идеал с жизненной правдой. И он достиг этого, пройдя через ряд парадоксов. Таким образом, Рембрандт связал здесь в единую цепь все звенья своего чудесного творческого пути. Два человека, которые долгое время делили между собой силы его духа, подают друг другу руку в этот момент достижения совершенного успеха. Рембрандт завершает свою жизнь шедевром и примирением с самим собой. Но суждено ли ему было обрести мир в душе? Подписав «Синдиков», он, по крайней мере, мог считать, что этот день пришел.

Теперь еще последнее слово о «Ночном дозоре», и мы покончим с ним.

Я уже говорил вам, что заданный сюжет кажется мне слишком реальным, чтобы можно было допустить в нем столько таинственного, и что поэтому фантастичность, его затемняющая, представляется неуместной. Я говорил, что рассматриваемая как представление реальной сцены картина эта малопонятна, а с точки зрения искусства в ней нет того идеального, что составляет естественную стихию Рембрандта, где особенно выступает его талант. Но вместе с тем я отмечал в картине одно обнаружившееся здесь неоспоримое качество художника: искусство вводить в большие полотна, в широкие развернутые сцены новую живописность, преображение вещей, силу светотени, секретов, которой никто — ни до, ни после него — не знал так глубоко. Я осмелился сказать далее, что картина эта отнюдь не доказывает, что Рембрандт был великим мастером рисунка в обычном смысле этого слова, и что она особенно подчеркивает все те различия, которые отличают его от других великих и подлинных колористов. Речь, разумеется, идет не о таланте и мастерстве, так как между Рембрандтом и большими мастерами палитры есть только несходства, но це различия в уровне. Наконец, обратившись для сравнения к его луврским картинам и портретам семьи Сикса, я постарался объяснить, почему Рембрандт именно в этом произведении не является прекрасным мастером техники. В тех случаях, когда художник соглашается видеть природу такой, как она есть, его техника превосходна, а когда ой выражает какое-нибудь чувство, даже, казалось бы, самое невыразимое, это — бесподобный исполнитель.

Не обозначил ли я таким образом, хотя бы приблизительно, контуры и границы этого великого духа? И не поможет ли это вам сделать свои выводы?

«Ночной дозор» является в жизни Рембрандта промежуточным произведением, делящим ее почти пополам и занимающим среднее положение в области его дарования, Картина со всей очевидностью обнаруживает все то, чего можно было ожидать от столь гибкого гения. Но в самой картине возможности эти не раскрылись, нет в ней и совершенства, достигавшегося художником в каждом из жанров, к которым он обращался. Можно лишь предугадать, что Рембрандт может быть совершенным во многих жанрах. Головы в глубине и одно-два лица первого плана свидетельствуют о том, каким станет в дальнейшем портретист, и показывают его новую манеру передавать сходство, отвлекаясь от жизни и проникая в самую суть жизни. Мастер светотени, Рембрандт раз навсегда дал здесь отчетливое выражение этому элементу, который ранее смешивался со многими другими. Он доказал, что светотень существует сама по себе, независимо от внешней формы и от колорита, и что по своей силе, по разнообразию применения, по мощи эффектов и по числу, глубине и тонкости выражаемых ею идей она может стать принципом нового искусства. Он доказал, что можно выразить самые разительные контрасты без колорита, лишь с помощью одного воздействия света на тень. Более определенно, чем кто-либо другой, он сформулировал закон валеров и тем оказал неисчислимые услуги нашему современному искусству. Его фантазия сбилась с пути в этом произведении, несколько приземленном по условиям заказа. И тем не менее, маленькая девочка с петухом — уместна она или нет — показывает нам, что этот великий портретист — прежде всего мечтатель, что этот исключительный колорист — прежде всего художник света, что странная атмосфера его произведений — это воздух, которым только и могут дышать его замыслы, и что, наконец, вне природы или, вернее, в глубинах природы есть вещи, доступные лишь этому искателю жемчугов.