Том Маккарти - Тинтин и тайна литературы

В «Приключениях Тинтина» много спектаклей, которые как укрепляют политическую власть, так и подвергают ее риску: король вынужден выставлять свой скипетр напоказ, катаясь по улицам Клу, а если не сможет продемонстрировать этот знак власти толпам, то будет вынужден отречься от престола; магараджа, едущий на слоне по проспектам, заполненным подданными, подставляется под отравленные стрелы своих врагов; на инкской церемонии всесильный Инка в итоге вынужден просить пощады у того, с кем намеревался расправиться. В цикле Эрже практически любое зрелище, подобно маскараду Просперо, прерывается по тем или иным причинам. Иногда помехой становится какое-то безобидное происшествие, в других случаях – отнюдь не безобидное. Порой за внешней безобидностью таится смертельная угроза: в «Тинтине и пикаросах» генерал Тапиока думает, будто его агенты споили врагов (для этого с самолетов на парашютах специально сбросили тысячу ящиков виски). Но враги, нарядившись в костюмы клоунов, приходят (по личному приглашению Тапиоки) и свергают правителя.

В «Приключениях Тинтина» встречаются как «полноценные» зрелища, состоящие из неподдельных богатых наслоений социальных смыслов: ритуал инков, процессия со скипетром, так и зрелища «пустопорожние», всего лишь мистификации: производственный процесс на советском заводе; атака на образцовый город-муляж («Дело Лакмуса»); притворная атака на подножие пирамиды и фарсовый, шитый белыми нитками судебный процесс («Тинтин и пикаросы»). Полноценные и пустопорожние зрелища соперничают между собой, атакуя и контратакуя, но в долгосрочной перспективе побеждают пустопорожние. Уже в «Изумруде Кастафиоре» сами медиа – пустопорожнее зрелище: все, что в них содержится, либо неправда (вроде журнальной статьи с абсолютно беспочвенными утверждениями), либо (см. сцену телеинтервью) сконструировано, срежиссировано, разыграно по сценарию в лучах искусственного света (что не гарантирует непрерывности спектакля: Хэддок, словно проказник-ситуационист, выпускает попугая и тем срывает съемки). Как отмечает Мишель Серр, «Тинтин и пикаросы» прекрасно иллюстрирует концепцию «общества спектакля», которую предложил Дебор. Гостиничный номер в этой книге – как бы декорация на съемочной площадке, просматриваемая и контролируемая под всеми углами зрения. Но если мысли и идеи Дебора – часть пламенной программы революции, то ситуационизм Эрже – профанация подлинного ситуационизма: в 1976 году один рецензент подметил, что Эрже сводит идеологию к чисто внешнему декору, не более осмысленному, чем фасад фальшивого советского завода. Гуманисты могут ответить: «Ну и ладно, мы уже в курсе, что Эрже разуверился в политике, потому что верит в дружбу». Однако эту оценку нам, видимо, тоже придется «исправить». Печально, но факт: в поздних томах дружба постепенно становится такой же пустышкой, как политика. Проходит тот же путь от святыни к профанации. Дружба Тинтина с Чанем – нечто абсолютно святое. У нее есть даже собственная духовная «частота» для общения – частота, на которую могут настроиться в своих видениях только Тинтин и слепой монах Благословенная Молния. В беседе с Садулем Эрже назвал «Тинтина в Тибете» «гимном дружбе». В развязке тома священный монашеский орден официально благословляет Тинтина за его прочную привязанность к друзьям; благословение – зрелищный обряд, который (естественно) прерывается из-за того, что капитан вздумал дунуть в ритуальную трубу.

Но уже в «Отколотом ухе» дружба, как ее понимает Эрже, содержит какую-то червоточину. Что символизировал фетиш? Дружбу экспедиции Уокера с племенем арумбайя, но ничего хорошего из этой дружбы не вышло. Перемотаем до «Акул Красного моря». Так ли уж верен Скут своим новым друзьям – Тинтину и Хэддоку? На судне, где главных героев держат в заточении, начинается пожар. Злодеи спасаются на шлюпке и зовут с собой Скута, но тот отказывается. Позднее он поясняет свои мотивы Тинтину и капитану: «Я-а хотет… э-э-э… разбудиить ваас… И послаат радиограмм». Что скрывается за этим «э-э-э»? Действительно ли Скут первым делом побежал спасать друзей? Или его больше интересовала рация? В «Борте 714» былые друзья – Хэддок и Лакмус – начинают охладевать друг к другу. В «Тинтине и пикаросах» – постоянные споры и перепалки между Хэддоком и Лакмусом, Хэддоком и Тинтином, Лакмусом и остальными двумя. В этой книге Алькасар снова произносит свою красивую фразу о друзьях – но на сей раз неискренне: он заговаривает зубы Серафину Лампиону, чтобы украсть фургон и костюмы «Веселых тюрлюронов», добраться до Лос-Допикоса и силой вернуть себе власть; иначе говоря, дружба – лишь выхолощенная идеология, разменная монета для покупки чего-то, не имеющего к дружбе никакого отношения. И вот самый симптоматичный момент: вновь объявляется Пабло, якобы чтобы предупредить Тинтина о грядущем покушении, но на деле заманивает в засаду, где его ждут убийцы. Пабло использует свой «долг друга» как подложное доказательство своей искренности – точно фальшивые деньги.