Владимир Левашов - Лекции по истории фотографии

Пресс-документалистика устаревает, однако, не только информационно, но и морально, поскольку базируется на тех «общечеловеческих ценностях», на том типе оптимистического гуманизма и социального реформаторства, рамки которого слишком узки для реального плюрализма индивидуальных картин мира. Альтернативой такой фотографии «социальной ответственности» может стать лишь фотография «авторской безответственности» – документальная по материалу и индивидуалистически-художественная по типу его интерпретации. Важным фактором эстетизации фотодокументалистики является и то обстоятельство, что так называемое «baby boom generation» (то есть дети, родившееся между 1940 и 1955 годами) становится первым телевизионным поколением и свидетелями расцвета фотоэссеистики. Воспитанные на фотографических изображениях, которые для них являются наиболее естественным воспроизведением реальности, эти люди, став взрослыми, испытывают насущную потребность понимать фотографию и выражать себя при ее посредстве. Что и приводит к новому взрыву интереса к медиуму, который происходит именно в США, чтобы затем разойтись волнами по всему миру.

Таким образом, документальная по происхождению авторская фотография (в отличие от гуманистического фотожурнализма старой формации) с середины 1950-х все более определяет сердцевинный образ времени. Ее персонализм не означает формального субъективизма, тенденции к абстрагированности, самодостаточности изображения. Этот персонализм относится к тематике выбора (большинство фотографов продолжают работать на существующие пресс-издания, делая авторскую фотографию автономным занятием, пригодным для обнародования за пределами массовой прессы – на выставках и в книгах) и разнообразию манер съемки. Что же касается материала, который исследуют эти авторы, то он не просто остается документальным, но делается гораздо более широким по охвату, с одной стороны, и гораздо менее подверженным влиянию общественных стереотипов, с другой. До такой степени, что откровенностью демонстрации ранее табуированных зон внимания новая фотографическая продукция постоянно шокирует массовую публику, все более совпадая в этом с современным искусством .

Как раз в отношениях этой фотографии с современным искусством (иначе говоря, с радикально-новаторским пластом собственно художественной визуальной практики) и скрывается механизм глубокой трансформации, благодаря которому фотография и современное искусство в конце концов сливаются в противоречивое целое. Многосторонняя их конвергенция включает в себя прямое использование современным искусством фотографической технологии. В послевоенном художественном неоавангардизме это происходит на фоне кризиса всего набора прежних изобразительных техник (живописи, скульптуры, графики и пр.) и вообще рукотворного изображения, подменяемого механическим воспроизведением или же компиляцией объектов или механических изображений. Фотография (а чуть позже и видео, но не о нем речь) берет на себя функции фото-механического репродуцирования-тиражирования изображения (параллельные функциям материально-предметного репродуцирования в искусстве, известного под назыанием «редимейда» или «найденного объекта», – в поп-арте, «arte poverа», или «новом реализме»), выполняет задачи документирования (в концептуализме, лэнд-арте, хэппенинге и перформансе), позволяет получить фото-оптическую фактуру исходного материала, которая затем воспроизводится вручную (в гипер– или фотореализме) и т. д.

Еще одним эффектом конвергенции фотографии и искусства становится возникновение собственной общественно-институциональной структуры фотографической деятельности (выполняющей всю сумму необходимых действий – от образования, финансирования производства до репрезентации и дистрибуции), которая во многом копирует соответствующую структуру искусства. Поэтому существенная часть лекции будет посвящена институциональной истории фотографии, без которой невозможно адекватное понимание логики ее радикальной трансформации. При этом полностью опускается рассмотрение фотографии как инструмента (медиума) самого современного искусства, поскольку такое рассмотрение, с одной стороны, есть предмет истории искусства, а не истории фотографии, с другой же, если и касается истории фотографии, то более всего на следующем, последнем по времени, этапе ее существования.

Переходя от общих рассуждений к конкретному историческому материалу, прежде всего необходимо остановиться на том явлении, которое можно назвать – вполне условно – поздним формализмом. Этот термин условен хотя бы потому, что фотографы чье творчество отвечает данному определению, все-таки обозначают контуры сразу двух тенденций (персонально ориентированной и объективистской), в границах которых существует фотография рассматриваемого периода в целом, в первую очередь та, которая ни в какой мере не является формалистической. Кроме того, многие из них являются учителями фотохудожников следующих поколений – опять же не формалистов. При этом отказываться от такого термина кажется неправильным по той простой причине, что соотносимое с ним творчество немецких и американских мастеров как раз и продолжает традиции довоенного модернистского формализма, благодаря которому осуществляется преемственность в ходе эволюции медиума.