Сергей Носов - Тайная жизнь петербургских памятников

Александру III, восседающему на любимом коне, дано понять, что с ним считаться не будут. Для начала его изолируют от внешнего мира посредством заключения в одиночную камеру, специально тут же для него и построенную. Вот как живописал в 1921 году первомайские гуляния корреспондент «Красной газеты»:

«Площадь восстания. Настоящий муравейник! Безбрежное море голов. На эстраде оратор. Весь футляр на до сих пор еще не снятом памятнике Александру III, сделанный в виде четырехугольной башни, увенчан ребятишками; попробуй-ка кто их оттуда отогнать! – да их и не беспокоит никто.

Какое самочувствие царя-пьяницы, царя-деспота, под чехлом? Или доволен он тем, что его спрятали, что никто не видит его?

На эстраде разыгрывают пантомиму освобождения. Гремит музыка. Начинается раздача наград героям труда». [37]

Такое впечатление, что от несчастного памятника в самом деле ждали отчета о дурном самочувствии или жеста раскаянья.

Перед пятой годовщиной Октября произошло неслыханное: перепосвящение памятника. По решению Петросовета на пьедестале из розового гранита, когда-то доставленного с Валаама, вырубили слово «ПУГАЛО». Ниже, под чертой, вытесали четверостишье Демьяна Бедного: «Мой сын и мой отец, при жизни казнены, / А я пожал удел посмертного бесславья, / Торчу здесь пугалом чугунным для страны, / Навеки сбросившей ярмо самодержавья». О человеке бы сказали, что бьют его по самому больному месту (глум над гибелью отца и сына); для издевательств над памятником этого, похоже, мало – надо извратить еще и природу материала – бронзу обозвать чугуном. Демьян Бедный, судя по всему, уступил авторство – для несообразительных поставили подпись: «Предпоследний самодержец российский Александр III» .

«Еще вчера бывший великолепным символом самодержавого консерватизма, упирающегося против всяких нововведений, точно нарочно, обращенный к Николаевскому вокзалу – первой железной дороги в России, – памятник сегодня стал действительно “чугунным пугалом”, возвышающимся над собственной бесславной характеристикой.

Перед памятником стоит толпа обывателей, с улыбкой читающих надпись».

Это из вечернего выпуска «Красной газеты»; [38]в утреннем писали о том же: «Большинство заносит в свои записные книжки текст надписи».

Интерактивный контакт с монументом, можно сказать, установлен.

Памятнику было велено полагать себя памятником своей противоположности – теперь это памятник «посмертному бесславью». Памятники терпеливы. Терпение этого явно испытывали. Особенно в дни всенародных праздников.

Накануне десятой годовщины октябрьской революции бронзовый царь обнаруживает себя за решеткой. «“Пугало” уже заключено в клетку», – рапортует «Красная газета». [39]Теперь «оно» часть художественной композиции, сочетающей абстрактные геометрические фигуры с вполне конкретными символами вроде серпа и молота или букв СССР. Гигантское маховое колесо, символизирующее международное рабочее движение, заставит вращаться спиралевидную башню, установленную за монументом.

К концу тридцатых энергия глума иссякла. Присутствие опозоренного памятника стало публику тяготить. Властям он тоже надоел. Двадцатую годовщину социалистической революции решили отметить без него. За три недели до праздника – посреди ночи – памятник ощутил легкую невесомость, из-под ног тяжеловесной лошади уходила твердь. Далее – стены темного помещения… Так и его коснулись репрессии тридцать седьмого. Демонтировали и отправили на склад. Окончательное уничтожение должно было состояться вот-вот.

Писатель Н. Л. Подольский рассказал мне легенду, бытовавшую одно время в среде художественной интеллигенции города. Будто бы переплавке помешала война, городские начальники забыли о памятнике, и смотритель Русского музея сумел обменять творение Трубецкого у кого-то из кладовщиков на буханку хлеба. Верно тут только одно: Русский музей действительно сыграл главную роль в спасении памятника. [40]Но решение о передаче конной скульптуры музею было принято еще до войны – в 1939-м. Просто однажды пред глазами бронзового Александра мир развернулся на девяносто градусов, и означало это совсем не конец, а всего лишь то, что лежат на боку – и лошадь, и царь. Маленькая техническая несообразность. Опрокинутую многотонную махину трудно поднять, но ведь дело происходит в Михайловском саду, рядом с музеем – стало быть, памятник прощен?

Потом силами музейных работников его обкладывают мешками с песком, накрывают досками, засыпают землей – а вот это уже война. Над ним образован защитный курган, и действительно – защитил: в сорок первом, от прямого попадания снаряда.