Татьяна Нефедова - Неизвестное сельское хозяйство, или Зачем нужна корова?

Это хотя бы частично объясняет, почему так мало людей воспользовались возможностью, которую дала им земельная реформа. Я вспоминаю, как пыталась убедить работника предприятия в удаленном северном районе Пермской области взять в собственность свою земельную долю. Мне казалось, что у него должно быть достаточно хитрости и практической сметки, чтобы взять землю хотя бы на всякий случай – на ней через 50 лет может быть обнаружена нефть, или она будет изъята для строительства дороги или создания заповедника с большой компенсацией, которую получит владелец.

Наверное, моя настойчивость хорошо показывает, как мало понимают иностранцы в российской жизни. Но, если бы европейцу представилась возможность бесплатно получить 4 га земли даже в самом удаленном и заброшенном углу, он рассматривал бы это как настоящий подарок, своеобразную инвестицию – в надежде, что когда-то в будущем этот участок пригодится ему или его семье. Временной горизонт владельцев небольших хозяйств в России очень короток. История убедила россиян, что планировать что-то далеко вперед – безрассудство, и в этом аспекте их менталитет, конечно, отличается от современного западноевропейского.

Я не верю, что хозяйства населения исчезнут из российской деревни в ближайшем будущем, но их перспективы для меня не ясны. Основной вопрос, который должен быть решен государством, надо ли и, если «да», то каким путем интегрировать мелкие хозяйства в агроэкономику в целом. Однако я не считаю себя вправе давать советы российскому правительству. За исключением, пожалуй, одного – не пренебрегать уроками прошлого.

Известно, что российские ученые более склонны ругать последствия перемен 1990-х годов, чем их зарубежные коллеги. Может быть, это связно с несбывшимися ожиданиями, с тем, что «хотели как лучше, а вышло как всегда». Но задача ученых в том и состоит, чтобы попытаться понять, почему же в России опять получилось «как всегда»?

То, что испытало наше общество в 90-х годах, можно назвать культурным шоком. И хотя социальная психология применяет понятие «культурного шока» к столкновению разных национальных культур (например, при миграциях), многие его аспекты налицо и здесь. Это напряжение от изменившейся и непредсказуемой среды, материальных лишений, утраты старых ролей и ценностей, чувства тревоги, отверженности, неполноценности, трудностей психологической адаптации. В той или иной мере все это пережили самые разные слои российского общества.

И все же в 90-е годы российское общество заметно сдвинулось в сторону западных идеалов и моделей. Особенно горожане, особенно молодые. Конечно, рынок – это огромная сила, но главную роль играют сами люди. А у них есть свои модели поведения, сложившиеся за последние десятилетия. Например, мое поколение только и делало, что училось всеми способами обходить законы, потому что их «система», вернее, полная бессистемность была бесчеловечна и бесперспективна. Советское общество жило в условиях множества ограничений, но их отчасти компенсировали социальные гарантии. Сейчас гарантии исчезли, а старые ограничения остались или сменились новыми, непривычными. Старшее и среднее поколение не было к ним готово. Смена давно знакомого барьера «это запрещено» западным «я не могу себе этого позволить по финансовым или иным соображениям» дается очень тяжело. Как и переход к действию по принципу «это выгодно, это перспективно». Люди, особенно в деревне, привыкли к ограниченному выбору и суженному горизонту, в том числе пространственному и временному.

Вот почему, потеряв гарантированные заработки в колхозах и вынужденно сосредоточившись на своем хозяйстве, они считают себя несчастными, даже если в итоге зарабатывают не меньше, чем прежде.

Но чаще – меньше. И не потому, что у них нет возможностей, а потому что они их часто не видят или не хотят видеть.

Важнейшим внутренним ограничителем индивидуальных хозяйств, на мой взгляд, служит «зазаборное» («внутризаборное») пространство мышления хозяев. Психологически зажатый сельский житель обычно не смотрит дальше своих соток, даже если имеет от них изрядный доход. Между своим огородом и чужим внешним миром – пропасть. Община и натуральная сельская экономика, а потом труд в колхозе или совхозе, где от работника мало что зависело, не могли привить ему делового размаха, ограничили кругозор приусадебным пространством. Отсюда боязнь взять на себя ответственность и пониженные стимулы, которые долго превозносились как крестьянская непритязательность. Добавим сюда не менее традиционные внешние чиновничьи преграды, труднопреодолимые для простого человека даже при самых лучших законах.