Николай Ямской - Московские бульвары - начало прогулки. От станции «Любовь» до станции «Разлука»

С той поры почти три четверти века каждый пассажир родной сердцу любого старожила «Аннушки» – вольно или невольно, полностью или фрагментарно – чуть ли не ежедневно участвовал в проезде вдоль Больших московских бульваров. И, обозревая окрестности из трамвайного окна, год за годом обнаруживал различные перемены.

Увы, отнюдь не все из них были благостными. А некоторые прямо-таки поражали своим экзотическим характером. Особенно этим грешили во времена крутого перелома эпох. Летом 1918 года, к примеру, привычно следовавшие по своим делам граждане новой республики вдруг увидали из окон муниципального транспорта картину, которая многих повергла в ступор: еще вчера естественного природного цвета деревья на некоторых центральных бульварах вдруг разом приобрели какой-то красно-малиновый и ядовито-зеленый окрас. Как оказалось, это группа молодых левых художников и поэтов – сторонников революционного футуристического искусства взяла да и раскрасила за ночь все стволы и кроны.

Трамвай «Аннушка»

Через некоторое время не менее продвинутые в будущее граждане обоего пола вдруг решили еще более отличиться. И дерзко прошли по Бульварному кольцу в чем мать родила. Никакой вынужденной жизненными обстоятельствами причины эта нагота не носила. Ибо по аллеям вышагивали довольно упитанные мужчины в пенсне и весьма фигуристые дамочки в шляпках. Зато манифестанты несли в руках плакаты с краткой, но все объясняющей надписью: «Долой стыд!»

Куда целомудреннее выглядели физкультурники. Облачившись в спортивные трусы парусом и майки, они нет-нет да и осуществляли массовый пробег по кольцу «А». Первое такого рода состязание, в котором приняли участие легендарные братья Знаменские, состоялось в 1922 году. Бежать первопроходцам было не просто. Большая часть мостовых вдоль Бульварного кольца была в ту пору уложена булыжником. Состязаться на таком покрытии было травмоопасно. Да и трассу тогда никто даже не думал оцеплять. Так что местами бегуны буквально продирались сквозь толпу зевак и безразлично спешащих по своим делам граждан.

Затея тем не менее привилась. Позднее, правда уже на Садовом кольце, такие соревнования стали традиционными.

А вот футуристов и прочий не ведающий стыда интеллигентский авангард новая рабоче-крестьянская власть довольно быстро укоротила.

Но зато, похоже, надолго заболела своей собственной болезнью, выраженной в народе поговоркой: «Ломать – не строить: душа не болит!» Неистребимая тяга новоявленных начальников к глобальному переустройству мира распространилась даже на вполне аполитичных представителей флоры. В середине 1920-х годов, например, в Советской России возникло такое поветрие: аккуратные, ухоженные группы деревьев во дворах и на улице стало принято считать отголоском мещанства. Над сквериками и бульварами Златоглавой нависла совершенно реальная угроза тотального выкорчевывания. При этом каким-либо серьезным обоснованием своих деяний большевистские «реформаторы», как правило, не утруждались. Для них все списывала идеология. Поэтому в данной истории достаточно было только голословно объявить, что почти все растущие на Бульварном кольце деревья больные, трухлявые. И чем скорее их срубят, тем лучше.

Пока городские «благоустроители» добирались со своими пилами и топорами до старинных московских аллей, концепция еще более ужесточилась. Наряду с безгласной флорой и фауной в Стране Советов взялись за живых людей. Ведь не зря же вдохновленный в конце 1930-х годов товарищем Сталиным Большой Террор по времени точно совпал с утверждением в Моссовете некоего плана столичного «благоустройства». Согласно ему на месте всей подковы Бульварного кольца должно было начаться строительство автомагистрали, получившей название «кольцо А». Однако пока раскачивались, пока согласовывали планы и проекты, грянула война. И в результате – в полном соответствии с известной закономерностью отечественной истории – одну большую беду отвела другая, еще более грандиозная. Вот она-то и заставила поставить крест на этой дурацкой «градоразорительной» затее.

Как ни пела предвоенная сталинская пропаганда о «победоносной войне на территории врага», более двух лет пришлось отбивать нападение фашистов на своей собственной. Причем начинать буквально от столичных пригородов. В октябре 1941 года, когда с подмосковных высот противник в бинокль уже деловито разглядывал окраинные районы столицы, для возведения внутригородского оборонительного рубежа в дело бросили последние «стратегические запасы». Среди прочего на возведение баррикад пустили металлическую ограду Больших московских бульваров – как раз ту самую, которую установили на них еще после опустошительного пожара в пору наполеоновской оккупации Москвы.