Алексей Ерофеев: Скверы, сады и парки Петербурга. Зелёное убранство Северной столицы

Как физик-ядерщик Андрей Дмитриевич не понаслышке знал, к каким последствиям может привести применение ядерного оружия и насколько опасна и разрушительна гонка вооружений. Свою деятельность он начал с обращений в Центральный Комитет КПСС. Увы, брежневское руководство считало, что ничего в стране менять не надо и было глухо к любым предложениям, какими бы они ни были и от кого бы ни исходили. Более того, авторы предложений сразу попадали в разряд «неблагонадежных».

Как ученый, привыкший считать, что наука интернациональна и не так уж важно, в какой стране будут использованы те или иные достижения, Сахаров не считал зазорным, раз его не слышат на Родине, обратиться к зарубежным политическим деятелям и общественности. Однако на Западе тоже мало интересовались идеями Сахарова, а в основном использовали его в «холодной войне» с Советским Союзом. В этом контексте следует рассматривать и присуждение ему в 1975 г. Нобелевской премии мира.

Обладая обостренным чувством справедливости, Андрей Дмитриевич стал выступать в защиту диссидентов-правозащитников, подвергавшихся тюремному заключению за «антисоветскую деятельность». При этом было совершенно неважно, разделяет он их убеждения или нет.

Советское руководство явно не знало, что с ним делать. Арестовать и судить его по той же статье оно боялось – слишком известная фигура. Выслать из страны носителя важнейших военных секретов тоже было нельзя. Наконец в 1980 г., сразу после вторжения в Афганистан, было принято уникальное и совершенно незаконное решение – постановлением Президиума Верховного Совета СССР, без судебного решения, Сахарова лишили званий Героя Социалистического Труда, лауреата Государственной премии (саму премию вернуть никто не потребовал), всех наград и сослали в закрытый для иностранцев город Горький (ныне – Нижний Новгород). Хотели лишить его еще и звания академика, но Академия наук на это согласия не дала.

В Горьком Сахаров оказался почти в полной изоляции. Телефон в его квартире отсутствовал, а специально приставленные к нему люди следили за тем, чтобы он не мог ни с кем общаться. Связь с внешним миром первое время поддерживалась только через его жену, Елену Дмитриевну Боннэр, и коллег-физиков, которым изредка разрешали его навещать. В 1984 г. и эта ниточка оборвалась – Е. Д. Боннэр обвинили в антисоветской деятельности и уже по суду сослали в тот же самый Горький.

В знак протеста академик Сахаров неоднократно объявлял голодовки. Смерти его советское руководство тоже боялось, поэтому его помещали в больницу и кормили там силой. Все это подрывало и без того не слишком крепкое здоровье ученого.

В начале перестройки в среде интеллигенции развернулась борьба за возвращение А. Д. Сахарова из ссылки. Известный бард Юлий Ким, сам немало конфликтовавший с властями, написал песню «Чижик», в которой прозрачно намекнул на положение Андрея Дмитриевича:

Наконец в декабре 1986 г. новый советский лидер Михаил Сергеевич Горбачев счел за лучшее вернуть Сахарова в Москву и возвратить ему все звания и награды. Первый раз Андрей Дмитриевич получил в родной стране трибуну для выступлений – сначала в печати, потом на телевидении, а с мая 1989 г. – на Съезде народных депутатов СССР, куда его избрали как представителя от Академии наук. Избран он был со скандалом, вопреки позиции руководства Академии, действовавшего по принципу «как бы чего не вышло».

Андрей Дмитриевич Сахаров выступал против развала СССР. Как ученый он считал его в первую очередь бессмысленным, поскольку было ясно, что почти все республики, включая и Россию, от этого только проиграют. Сахаров – автор проекта новой Конституции Советского Союза, в котором попытался высказать свои предположения о будущем устройстве страны.

Однако его идеи по-прежнему мало кто воспринимал. Не обладавший ораторскими способностями, привыкший к научным дискуссиям, в которых ценились ум, знания и логическое мышление, а не умение перекричать противника, он не мог соперничать с демагогами, в изобилии вылезшими на трибуны. Противники его «захлопывали», а для горбачевского руководства он являлся лишь досадной помехой в движении к только им понятной цели. Силы Андрея Дмитриевича были на исходе, и 14 декабря 1989 г., через несколько часов после очередного выступления на Съезде, его не стало.

Имя известного физика-ядерщика и борца за мир дали парку неслучайно. Здесь в 1988 г. установлен «Колокол мира», подаренный жителями Нагасаки – одного из двух японских городов, ставших жертвами американской атомной бомбы, – Ленинграду, пережившему жестокую фашистскую блокаду. Автор памятника – японский скульптор Мацуока Кунити. Этот памятник стал символом того, за что всю жизнь боролся Андрей Дмитриевич и что, увы, пока остается недостижимым – чтобы в мире прекратились наконец узаконенные массовые убийства. В качестве ответного (они нам «Колокол мира», мы им – «Мать и дитя») дара от ленинградцев в Нагасаки установлена скульптурная группа «Мать и дитя» работы Михаила Аникушина. В 2003 г. в парке появился еще один памятник – жертвам радиационных катастроф; его авторы – архитектор Вячеслав Бухаев и скульптор Иван Корнеев.