Отчаявшись и даже расстроившись, я вернулся к надгробию, чтобы проститься; сложил ладони, склонился… и замер.
Прямо на середине плиты в гордом одиночестве лежал небольшой камень.
Его несомненно не было там раньше, никто не приходил на площадку, слабенький ветер и тот стих уже давно – но камень лежал в самом центре и не заметить его было нельзя.
«Ты взял его?» – спросила меня потом Девика, когда я рассказал эту историю в их южном бангалорском доме. «И правильно. Он принадлежит тебе».
В Москве я присоединил его к постепенно образовавшейся коллекции камней, «позаимствованных» во время странствий по знаменательным местам Их было десятка два – из родительского дома Рамакришны, из Киото, Иерусалима, пустыни Гоби, от подножья Акрополя (хотя сомнения в подлинности последнего никогда не покидали меня – известно же, что ежедневно ранним-ранним утром груды камней вываливают у Акрополя греческие самосвалы – видимо, чтобы туристы не пытались демонтировать на сувениры само здание); а рядом с ними грела глаз обычная бутылка из-под минеральной воды с золотистым песком, набранным мною собственноручно в центре Сахары.
Но однажды пришла беда. Хлипкая книжная полка, на которой в определенном порядке много лет возлежали мои мальчишеские сокровища, обрушилась, камни полетели на пол – и перепутались. Перепутались и бумажки с подписями.
За давностью лет я уже не помнил, какой камень как выглядит и вот их нет – вернее, они есть, но безымянные. Стоит ли из-за этого печалиться? Не знаю…
Утешает хотя бы то, что бутылка из Сахары во время этого катаклизма уцелела.
Сохранилась, конечно, и громадная темная гималайская шишка, свидетельница моей таинственной встречи с таинственным камнем.
Вернемся к тому памятному путешествию и к моим попыткам увидеть Гималаи. Позади неудачи в Дарджилинге, Манали, Нагаре; впереди – Шимла (Симла – в моем возрасте так привычнее; я был уверен, что смена когда-то употреблявшегося имени Симла на шипящую Шимла произведена кем-то, плохо знающим английскую транскрипцию; так в современный русский язык вошло слово «шуши», хотя по-японски это однозначно суси, просто взяли буквосочетание sh как обычное английское ш– почему, интересно, никто не говорит Мицубиши? [2]А ведь там тот же самый звук. Но Шимла, как я вот сейчас выяснил, исторически происходит от имени Шьямала, покровительница этих мест, локальное проявление Кали. Так что придется и мне на старости лет писать Шимла, вместо привычного Симла).
Шимла – это место, в котором я был только однажды, и куда мне очень хочется вернуться, хотя там со мной произошли две неприятности. Первая – то ли из-за высоты над уровнем моря (более 2200 м), то ли из-за усталости непрерывных переездов, я реально, как теперь говорят, умирал там в номере гостиницы от удушья. Как вы догадываетесь, этот акт не был доведен до летального конца, хотя не помню уже, какими средствами. Скажу о другом – не хотелось бы никого вводить в искушение, но я никогда не думал, что умирать от удушья такое приятное занятие; всегда казалось, что это, по крайней мере со стороны, совершенно отвратительно, но в действительности состояние это соседствовало с блаженством – просто в полной эйфории останавливалось дыхание.
Помнится, меня отвлекли разгуливающие на балконе дома напротив многочисленные макаки и я постепенно задышал бодрее.
Вторая неприятность как раз была связана с обезьянами, но об этом позднее.
Рассказывать о Шимле – одно удовольствие. В принципе о ней можно написать увлекательнейшую книгу. Городишко, когда-то знаменитый только тем, что здесь, на этом месте, отдыхал перетрудившийся Хануман, обезьяний военачальник, после того как собрал лекарственные травы для Лакшмана, раненого брата Рамы, в недавнее время около ста лет исполнял обязанности летней столицы, откуда шло управление всей «Жемчужиной Британской короны». Судьба его весьма своеобычна и эти особенности не исчезли и по сей день.
Фактически в начале XIX века здесь было пустое место. Волею случая оно заинтересовало английских офицеров и те разместили здесь палатки для раненых солдат и инвалидов. В 1822 году капитаном Чарльзом Кеннеди был выстроен первый постоянный дом. Кеннеди первый сообразил, что в Шимле дышится куда легче, чем в остальной Индии, особенно в жаркий период (с марта по октябрь). Друзья, навещавшие его в этой, как они говорили, пустыне, полюбили климат – уже приходилось, по-моему, говорить, что наивысшая ценность в Индии прохлада, – полюбили и великолепный вид на снежные пики Гималаев, и через несколько лет быстренько понастроили более 60 зданий для себя (письмо французского натуралиста г-на Жакмона домой г-же де Треси от 21 июня 1830 г. из Шимлы) и завели типично европейские порядки – хорошие дороги, кавалькады утром и вечером, роскошные обеды с кларетом, шампанским и мадерой – «за последнюю неделю я не помню, чтобы хоть раз пил воду», признавался очарованный Шимлой парижанин. Англичане озаботились будущим и приобрели почти за бесценок землю. В Шимлу потянулись высшие чины администрации, привлеченные восторженными рассказами охотников и офицеров, стали жить здесь по нескольку месяцев, а возвращаясь в Калькутту привлекали новых гостей своим цветущим видом и этюдами, выполненными их женами, сестрами и дочерьми (этюды эти хранятся в Лондоне и неоднократно публиковались в наши дни).
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу