Ростислав Рыбаков - Индия. 33 незабываемые встречи

Закон кармы, идея переселения душ и институт касты, вот приводные ремни социальной структуры индуизма, воплощающей, низводящей на землю, в человеческое общество, философские построения, краеугольным камнем которых является дхарма.

Но социальная структура – это нижний, заземленный этаж здания индуизма. Все, что сказано выше о дхарме, это низшее, земное (мирское, сказал бы я, если бы такое понятие было бы не чужеродным для индуизма) толкование этого великого принципа. Дхарма куда более величественна, чем добросовестное исполнение предписанных установлений на каждый день и на быстро убывающую жизнь.

Дхарма это грандиозный бесконечный мировой порядок, это Космическая Истина, морально-нравственный закон, согласно которому могут существовать и эволюционировать миры и галактики – а не только живые и неживые обитатели крошечной, затерянной в Космосе Земли. Дхарма как упорядоченность Вселенной (смена сезонов, восход и заход светил – если опять опускаться на наш лилипутский уровень) выходит далеко за рамки физической гармонии видимого мира, в конечном счете она связана с представлениями об абсолютном космическом торжестве Истины, Духа, Нравственности как вершин эволюционной иерархии.

Иными словами, весь мир есть часть космического Порядка и каждый человек, хоть в малейшей степени нарушающий свою дхарму, нарушает этот порядок, отрицательно воздействует на духовное состояние мира (учитываются при этом и поступки, и мотивы, и мысли, и желания) – так, попавшие в мотор песчинки, не просто сбивают или замедляют работу двигателя, но могут даже стать причиной катастрофы.

Отсюда такое внимание к мелочам – стоит неправильно или нечетко произнести хотя бы один слог в священной мантре, и порядок уже нарушен, обряд из благоприятного превращается в свою противоположность; стоит забыть вымыть утром хотя бы одну тарелку, и в доме воцаряется нечистота, особого рода нечистота, ритуальная, а не физическая, и все ваши утренние обряды оказываются бесполезными.

В силу своей природы, люди-песчинки, конечно, частенько нарушают дхарму, и настает момент, когда для восстановления ее нужно вмешательство богов. Но и боги управляются дхармой.

Заговорив о богах, мы, казалось бы, должны от социального и философского компонентов индуизма возвратиться к компоненту религиозному, но повременим пока и еще раз коснемся отличий индуизма от знакомых и близких нам религиозных систем.

Многие индийские исследователи, вслед за Вивеканандой, первейшее отличие видят в отсутствии хотя бы и легендарного основателя религии – в расчет не принимаются мифические семь мудрецов или комичный слоноголовый Ганеша, написавший под диктовку Вьясы многотомную Махабхарату. Нарочитая расплывчатость начала не так уж важна сама по себе, но вместе с нежесткой структурированностью канона (даже Веды не всегда и не всеми признавались как непогрешимое писание) это позволяет весьма гибко решать проблему традиционного авторитета. Отсутствие церкви как иерархической структуры, чья сегодняшняя деятельность определяется и «багажом» прошлого, и внутренними законами организации, ее принятыми когда-то решениями, ее догмами, ее неминуемым постепенным окостенением (то есть законами возникновения, становления и стагнации общественного организма – не обязательно, кстати, религиозного), отсутствие строго определенной вертикали священнослужителей, отсутствие, наконец, главы, примаса, патриарха, – все это отнюдь не свидетельствует о слабости или неразвитости индуизма. Растворенный в обществе, не имеющий своего четко очерченного домена, не претендующий на мишуру политической власти, но тысячелетиями сохраняющий, несмотря на все превратности, полный духовный контроль над каждым деянием, над каждым порывом желаний и полетом мысли своих адептов, индуизм представляет собой чрезвычайно гибкую, самовоспроизводящуюся систему, открытую любого рода инновациям, в том числе и результатам развития научных знаний. Даже генетика, казалось бы, наносящая смертельный удар теории переселения душ, давно уже переосмыслена и разъяснена в ведантистском духе образованными монахами Индии. Никакие открытия точных наук, никакие обещания наук гуманитарных, никакие археологические раскопки не повергают интеллектуальную элиту индуизма в панику, не заставляют их ни пересматривать устоявшиеся догмы, ни тем более сжигать еретиков и каяться в этом спустя пять столетий. Даже атеизм как мировоззрение оказывается вполне приемлемым для верующего индуса. Западные же физики давно уже внимательно изучают написанные на пальмовых листьях древнеиндийские трактаты о Космосе, о времени, о множественности миров – и так ли уж случайно, что в момент первого экспериментального взрыва атомной бомбы один из ее создателей, едва ли сознавая, что он делает, произнес наизусть бессмертные строки Бхагавадгиты?