Из комнаты, где старичок, аппелируя то к цветам, то к Звезде Давида, то к белой статуэтке «Мать и дитя», преподал мне предварительное изложение учения, мы вышли наружу, обогнули дом и оказались в тенистом дворе перед мраморным «самадхи», могилой Ауробиндо и Матери.
Вот где истинный центр и сердце Ашрама. Ничем не нарушаемая абсолютная тишина. Ее предписывают строгие таблички и, действительно, царит полное молчание, несмотря на присутствие постоянно очень многих людей.
Люди стоят в отдаленьи, сидят по-турецки, подходят к белоснежному невысокому, но длинному надгробию, сплошь усыпанному ярчайшими цветами, падают лицом и вытянутыми руками на пылающий гладиолусами мраморный прямоугольник и долго остаются так, в полной неподвижности и тишине. Ощущение такое будто сейчас, при нас идет прощание с бренными останками. Сотни ароматических палочек льют свой ладанный запах, но так как все это во дворе, то духоты от них нет, а есть грустное плывущее ощущение чего-то уходящего от нас.
Лица очень интересны. Простых людей нет, все хорошо одеты, воспитаны, причесаны – и в тоже время все производят впечатление только что осиротевших. Есть и европейцы, но большинство индийцы, вернее индианки.
И в каждом в эти минуты, иногда долгие минуты неподвижности, полная отключенность от внешнего мира. И так и уходят они, отключенные, а не возвращаются в суету сует, едва распрямившись.
Палочками торгуют – или так отдают? я не приметил – в углу, это происходит как-то невидимо. Там же горит постоянный огонек, о который вы зажигаете свою палочку, прежде чем поставить ее в одно из множества гнезд вдоль надгробия или в непонятный, отдельно стоящий железный кораблик с дырочками. Я попытался выяснить символику кораблика, но старичок сказал, что это просто кораблик и ничего больше.
Глубоко в земле под самадхи лежит якобы не разложившееся тело Ауробиндо. Над ним в течение 23 лет был золотой речной песок, отобранный где-то по заказу Матери. Когда умерла и она, самадхи открыли и вынули этот песок (теперь его раздают верным последователям – и что-то покалывающе-холодное проходит при этом известии по спине), а на место песка положили тело Матери, точнее посадили, так как она похоронена в сидячем положении. «Почему?» – спросил я. «Потому, что она умерла, сидя на кровати», – ответил мой старичок.
И мы пошли мимо застывших в горе и самоуглублении в одно из боковых помещений. Там, в нише, освещенная неярко, стоит небольшая застеленная кровать. В ногах ее, прямо на земляном полу лежат гирлянды цветов. Это кровать Матери, на которой и встретила она свой смертный час. И здесь, как во дворе самадхи, сидят абсолютно ушедшие в себя люди, сидят, видимо, подолгу. Другие приходят на несколько минут – садятся на пол, ложатся ниц, стоят, сжав ладони и молятся; ни любопытства друг к другу, ни скучающей рассеянности – все со своими проблемами, но отдающие их кому-то высшему, кто поймет, защитит, приголубит.
Старичок ведет меня из здания Ашрама в другие дома, показывает спортивные залы, действительно прекрасные, демонстрирует учебные аудитории, где никого нет, ибо воскресенье, наконец приводит в дом, где когда-то сразу по прибытии в Пондишерри жил Ауробиндо, и где он впервые встретился с Миррой, будущей Матерью. Старичка начинает заносить – он говорит о том, как англичане следили за Ауробиндо (это, наверняка, правда), как они подсылали к нему убийц (это, мне кажется, сомнительно), а он силой своих йогических способностей распознал убийц и заставил их перебить друг друга (это совсем невероятно), а с неба тем временем из ниоткуда падали камни (это уже ни в какие ворота не лезет!).
В этом доме есть и второй двор, и мы проходим туда. Пустой, унылый, громадный двор покрытый мелким гравием. На длинной стене образующих его зданий выполненная в металле большая карта Индии с эмблемой Ашрама посредине.
Карту эту я видел уже на фотографии в кабинете старичка, где на ее фоне сидит в кресле Матерь, а рядом с ней – бывают же в жизни такие совпадения – три человека, на плечи которых судьба последовательно возложила нелегкую честь быть лидером страны: Неру, Шастри и совсем еще молодая Индира. Там, в кабинете, фотография мне очень понравилась, и я пожалел даже, что во всех собранных мной материалах нет ее воспроизведения.
Сейчас этот урбанистический плац два раза в неделю используют для коллективных медитаций (в другие дни медитации происходят возле самадхи). Сегодня вечером как раз предстоит такое собрание, и старичок приглашает меня принять участие, надо только в гест-хаусе взять специальный «пропуск на медитацию» – почему-то сразу же вспомнилось, как удивился Юрий Николаевич Рерих, когда в Загорске ему предложили обратиться за открытками к «отцу-киоскеру».
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу