Ростислав Рыбаков - Индия. 33 незабываемые встречи

Это был год молчания. Верный данному им слову, Ганди колесил по необъятным просторам страны, нищенски одетый, неприметный и тихий, неотличимый от сотен миллионов индийских крестьян, но все замечающий, все слышащий, все анализирующий. И из множества ежедневных наблюдений, пестрых и разнообразных, постепенно слагалась в его восприятии подлинная картина страдающей, угнетенной и неоспоримо великой Индии. Но миновал год, и кончился срок возложенного им на себя обета публичного молчания Выжженный немилосердным индийским солнцем, пропыленный бесконечными дорогами, вместивший всю неимоверность непосредственных впечатлений Ганди счел себя вправе начать «высказываться по общественным вопросам».

Итак, время действия – февраль 1916 года, место действия – священный город Бенарес, нынешний Варанаси. Ганди выходит на политическую сцену. Наступил, наконец, тот момент, когда по всей Индии зазвучал его голос.

Голос был тихим и слабым. Но уже через минуту в переполненном зале установилась такая напряженная тишина, что, по утверждению очевидца, если бы упала иголка, ее услышали бы.

Первые фразы, хотя и непохожие на выспренние речи предшествующих ораторов, еще не предвещали той бури, которой завершится его политический дебют. «Друзья, – так начал Ганди, – умоляю вас, чтобы под влиянием несравненного красноречия миссис Безант, которая только что выступала, вы не уверовали в то, что наш университет уже законченное творение и что все молодые люди, которые придут в университет, еще только начинающий свое существование, уже пришли и вышли из университета готовыми гражданами великой империи. Не уходите отсюда с подобным впечатлением, и если вы, студенты, к кому я обращаюсь сегодня, хоть на минуту допускаете, что духовную жизнь, которой славится и в которой не знает равных наша страна, можно передать только словами, поверьте мне, вы заблуждаетесь. Вы никогда не сможете одними словами передать миссию, которую, я надеюсь, Индия когда-нибудь принесет миру».

Голос его креп и легко доходил теперь до самых последних рядов. Подавшись вперед, затаив дыхание слушала юная интеллигенция страны.

«Я сам, продолжал Ганди, – сыт по горло речами и лекциями. Я исключаю из этой категории (вежливо повернулся он к блистающей сцене) лекции, которые были прочитаны здесь в течение последних двух дней, потому что эти лекции были необходимы. (И снова в зал) – Но осмелюсь предположить, что мы исчерпали свое красноречие почти до конца. Однако недостаточно усладить свой слух и зрение, – надо, чтобы были затронуты наши сердца, чтобы наши руки и ноги пришли в движение».

Итак, меньше слов, больше дела. Какого дела? Но мысль Ганди делает неожиданный поворот «Глубоким унижением и стыдом для нас является то, что я вынужден сегодня под сенью этого великого колледжа, в этом священном городе обращаться к своим соотечественникам на чужом для меня языке». Лощеные британские офицеры и свита вице-короля заерзали на своих местах на виду огромного, наполненного индийцами, зала, уж очень демонстративно этот, – как его фамилия? – Ганди, игнорировал их, абсолютных хозяев Индии. А Ганди действительно обращается напрямую к своим соотечественникам и только к ним. Он уже полностью овладел аудиторией, и когда он бросил в наэлектризованный зал «Есть ли здесь хоть один человек, который мечтает, чтобы английский стал когда-нибудь национальным языком Индии?» студенты взорвались криками «Никогда! Никогда!».

Ганди говорит как на антиправительственной сходке. И то, что он делает это открыто и бесстрашно, стоя рядом с всесильными чужеземцами, за каждым из которых вся полнота власти, весь административный аппарат, карательные органы, армия, весь чудовищный капитал гигантской империи, словом, за которыми безграничная, казалось бы, сила, – это делает его выступление очищающим актом освобождения каждого из присутствующих индийцев от страха и приниженности. Эти худенькие черноволосые мальчики чуть ли не физически ощущают радость свободы.

Так ли уж прав Ганди, обрушиваясь на английский язык? Ведь это язык, объединяющий всю интеллигенцию страны, преодолевающий языковые барьеры субконтинента. Это язык, позволяющий общаться со всем миром.

Однако, Ганди не случайно отвлекся и заговорил о языке. Языковая проблема это как бы дверь, через которую он выводит своих слушателей к самому главному, о чем надо им сказать, к мысли о свободной Индии. Но мало указать этим юношам идеал, нужно хоть в двух-трех словах обрисовать им, какой видится ему свободная Индия. И Ганди говорит: «Предположим, что в течение последних пятидесяти лет мы получали бы образование на своих родных языках, чего бы мы достигли сегодня? Индия была бы свободна, у нас были бы свои образованные люди, не чувствующие себя иностранцами на родной земле, а кровью связанные со своим народом; они работали бы среди беднейших из бедных и все, чего они достигли бы за эти пятьдесят лет, принадлежало бы всей нации».