Ростислав Рыбаков - Индия. 33 незабываемые встречи

И, заканчивая о поездах, вот такая виньеточка. Мне рассказывал один наш дипломат, как ехал он на машине с индийским шофером, тоже работавшим в нашем посольстве, из Дели в Кулу. Пока ехали, опустилась темная ночь. Ехать было трудно и опасно – дорога шла серпантином, то и дело упираясь в глухие скалы. (Я раза два тоже ездил ночью по этой дороге и понял, что мне просто нельзя водить машину – во время крутых виражей я явственно видел впереди широкую открывающуюся дорогу, просторную и манящую, но через секунду оказывающуюся в свете фар монолитным утесом; и так много раз. Вот уж поистине как у Ахматовой – «дорога, не скажу куда». Если бы я сам был за рулем, мы неминуемо разбились бы – хотя, кто знает?).

Дорога в Кулу была хорошо знакома и водителю, и пассажиру, но бесчисленные повороты утомляли. И вдруг справа, где была глубокая и широкая пропасть – от шоссе и до ближайших гималайских уже холмов, – дипломат наш увидел – далеко-далеко – движущуюся в встречном направлении цепочку золотых квадратиков, окон идущего высоко над пропастью поезда. Оконца были все, как одно, пусты и маленький невидимый поезд быстро и бесшумно скрылся из виду.

Засыпавший было товарищ, резко очнулся и подозрительно покосился на шофера. Тот, как ни в чем не бывало, крутил баранку, глядя прямо вперед на извивающуюся дорогу.

– Ты видел? – спросил неуверенно дипломат.

– Что?

– Ты ничего не видел??

– А, поезд.

Голос водителя был без эмоций. Но сказанное им означало, что пронесшийся в кромешной тьме высоко над огромной пропастью далекий поезд не померещился и не приснился. Дипломат осторожно оглянулся на абсолютно темную пропасть и, кашлянув, спросил:

– Откуда он?

– Кто знает, – не стал вступать в разговор индиец. Минуты три они ехали в молчании. Потом, как бы про себя, шофер сказал:

– Может быть, из Шамбалы?

Если вы романтик или эзотерик, не читайте дальше. На самом деле, за то время, что наш товарищ не ездил по этой дороге, индийские строители вбили далеко от шоссе и параллельно ему высоченные сваи и положили на них железнодорожное полотно – вот полночный, пустой, абсолютно реальный поезд и прошел навстречу по направлению к Дели.

Мне тоже жаль, что есть такое объяснение, но сам наш дипломат, возвращаясь через два дня из Кулу уже при свете дня, видел этот изящный железнодорожный акведук, повисший на тонких, чрезвычайно высоких столбах. Правда, таинственного поезда ни он, ни другие ночные путники больше не видели никогда…

Как ни странно, речное судоходство в Индии, как правило, сугубо функционально и не несет поэтического флера, столь характерного для железных дорог – не будем даже вспоминать о белой песне волжских теплоходов. Плоты с деревянными домиками на них, могучие танкеры, быстрые катера, трехпалубные красавцы, столь привычные на Волге, Дону, Днепре, здесь отсутствуют как класс.

Вообще любопытно, что водная гладь, обожествляемая в Индии, сама по себе существует как бы отдельно от жителей страны. Реки полупустынны (не беря в расчет толпы пилигримов на берегу), океанский берег, в основном, используется только для того, чтобы войти в воду по щиколотки, у женщин контакт с водой происходит не снимая сари… Странно, ведь по легендам, индийцы обладали когда-то могучим флотом, громадными боевыми кораблями, которые влекли на себе сотни слонов – сейчас единственные, кто активно взаимодействует с водными пространствами, это рыбаки – черные, жилистые, мужественные люди.

Я не раз плавал по Гангу. Главным впечатлением было осознание самого этого факта – вот он, великий и величественный, серо-желтый, совсем рядом. Корабль же, плывущий по священной реке и несущий нас на себе, вызывал скорее опасения – плоскодонная, грубая, железная посудина, без намека ни на красоту, ни на удобства, напоминающая технику из бессмертного фильма «Кин-дза-дза».

Нечто подобное, хотя всё же более высокого класса, я помню в послевоенном Крыму – там между Керчью и Таманью возили пассажиров плоскодонные баржи; при малейшем ветре возникала опасность того, что они перевернутся. Дело в том, что баржи эти были трофейные и назывались БДБ (быстроходная десантная баржа); они были устойчивы только тогда, когда в трюме у них стояли 6–8 танков, готовых вылезти на берег сквозь открывающуюся переднюю часть. В моё время, естественно, танков уже не было, а трюм был забит станичниками с корзинами помидор – до веса танков они не дотягивали.

Жестяной урод на Ганге, прямоугольный с обрубленной кормой, пассажиров берет мало – но с грузом и, естественно, весьма экзотичным. На ходу он оставляет за собой черный курчавый хвост дыма. И, повторю, поездка на нем была бы разочарованием, если бы не сам батюшка Ганг – мутный и величавый, несущий чьи-то цветы, вырванные водоросли и раздутые каменные трупы животных (в индийских языках, конечно, надо говорить «матушка Ганга»).