Джейн Хокинг - Быть Хокингом

Стивену же, наоборот, очень нравилась публичность. Он упивался связями с прессой, которая сделала его имя известным в каждом доме по всему миру. Его слава перед лицом общества демонстрировала победу не только разума над секретами Вселенной, но и тела над немощью и смертью.

В следующую субботу перед поездкой в город для продажи флагов в пользу Национального фонда шизофрении я, как обычно, открыла для Стивена его электронную почту. Там было письмо от премьер-министра госпожи Тэтчер, в котором она предлагала порекомендовать его королеве как кандидата для награждения орденом Кавалеров Почета в списке награждения ко дню рождения монарха. Мы кинулись к энциклопедии. Выяснилось, что эта награда является одной из самых почетных в стране, почетнее рыцарского ордена, однако указывается она незаметно, без титула, просто буквами после имени. Стивен собирался в Америку, поэтому мне выпала честь принять награду от его имени.

Так как Стивен уже был номинирован на почетную степень доктора наук в Кембриджском университете, то лето должно было ознаменовать апогей его карьеры, хотя оставалось совершенно непонятным, как примирить это с нескончаемой волной интереса со стороны СМИ, получением Люси аттестата и выпускными экзаменами Роберта, не говоря уже о стабильности и гармонии в семье. Наши приоритеты стали кардинально расходиться. Для меня было важно сохранить неприкосновенность домашнего очага и нашей семейной жизни – или тех жалких обломков, которые от нее остались после того, как сиделки сделали все, чтобы ее уничтожить, и после того, как пресса растащила ее по кусочкам. Несмотря на всю свою славу, Стивен являлся членом семьи, в которой все были одинаково значимы. Хотя состояние его здоровья требовало к нему самого пристального внимания, дом должен был заботиться обо всех своих обитателях, как взрослых, так и детях. У детей никогда не должно быть повода обижаться на обстоятельства, в которых они родились.

Стивену же, наоборот, очень нравилась публичность. Он упивался связями с прессой, которая сделала его имя известным в каждом доме по всему миру. Его слава перед лицом скептичного и иногда враждебного общества демонстрировала победу не только разума над секретами Вселенной, но и тела над немощью и смертью. Для него любая публичность была хороша, и ее всегда можно было оправдать заявлением о том, что она увеличит продажи его книги. В конце того лета из издательства Bantam Press пришел ящик шампанского в честь нахождения «Краткой истории времени» в списке бестселлеров на протяжении пятидесяти двух недель. На пятьдесят третьей неделе она вновь победоносно заняла свою изначальную позицию номер один. Казалось, он сумел достичь цели, которую поставил сам себе, примирив две крайности: описывая свою отрасль науки, самую фундаментальную и самую неуловимую из всех наук, он смог задобрить научную интеллигенцию и привлечь рядового читателя.

Без сомнения, книга имела феноменальный успех, однако я старалась сохранять конфиденциальность корреспонденции, связанной с солидными гонорарами. Если бы о нашем внезапно нахлынувшем богатстве узнали окружающие, то я рисковала потерять многих моих настоящих друзей, которые так же, как и мы, скребли по сусекам и экономили, пытаясь свести концы с концами; также мне было прекрасно известно, что любая огласка, которой мог бы быть предан наш увеличивающийся капитал, привлекла бы именно тех людей, с кем мне совершенно не хотелось иметь ничего общего. Раньше, когда Стивен был сосредоточен на более значимых проблемах, я решала наши финансовые вопросы, всегда с беспокойством ожидая, когда наступит то нестабильное будущее, в котором здоровье Стивена ухудшится настолько, что он не сможет работать, и в котором деньги могут закончиться. Я аккуратно вела семейный бюджет и скопила значительную сумму для оплаты обучения Люси в школе и обеспечения запаса на черный день, который для нас мог длиться месяцами и годами. С момента подписания контракта на «Краткую историю» в 1985 году я также вела переписку касательно книги с агентом в Нью-Йорке. Странным образом договоренность о том, что я занимаюсь гонорарами, внезапно исчезла без моего ведома. Я узнала об этом от нью-йоркского агента: он сказал мне, что его проинструктировали отправлять всю корреспонденцию касательно книги на кафедру Стивену, а не мне домой. Я не могла понять, почему произошла эта перемена, а Стивен никак это не объяснил. Как будто после всех этих лет взаимного доверия моя способность вести финансовые дела эффективно и благоразумно была поставлена под сомнение. В результате этой путаницы любым его помощникам разрешалось читать частную переписку; она была раскидана по столам и партам, открытая на всеобщее обозрение, как документальное подтверждение неоспоримого превосходства гения.