Дэвид Шилдс - Сэлинджер

Дэвид Шилдс: Публикация «Легкого бунта на Мэдисон-авеню» в New Yorker подняла писательский статус Сэлинджера, но этот журнал по-прежнему отвергал многие его рассказы, точнее, большинство его рассказов. И Сэлинджер был вынужден соглашаться на публикацию своих рассказов в многотиражных журналах для массового читателя.

А. Э. Хотчнер: На отказы New Yorker публиковать его рассказы он реагировал так: «Они хотят, чтобы я писал короткие рассказы в манере О. Генри, но у меня собственный голос, и им придется догонять меня». Такова была точка зрения Сэлинджера. «Они не привыкли к моему новому голосу. Не привыкли к форме моих рассказов. Но они будут догонять меня. Тут я не пойду на компромисс». И он не шел. Точнее, шел в отношении рассказов, которые публиковали в многотиражных журналах для массового читателя, но не в отношении рассказов, написанных для New Yorker . Он был твердо уверен в том, что редакторы New Yorker хотят публиковать его произведения и дальше.

Дэвид Шилдс: В более ранних письмах Уиту Бёрнетту Сэлинджер сетовал по поводу того, что редакторов New Yorker интересуют только «маленькие хемингуэи и маленькие кэтрин мэнсфилд [228]», тогда как «меня редакторы просто отвергают». Сэлинджер также назвал Клифтона Фадимена, рецензента книг в New Yorker, «самодовольным, смотрящим на авторов свысока и литературно нечестным». В New Yorker его просили писать «проще и естественнее», но никто из редакторов этого журнала «на самом деле не знал, что такое рассказ».

Шейн Салерно: Гас Лобрано отвергал рассказы Сэлинджера без рассуждений. Собственно говоря, он отклонил многие рассказы, которые в конце концов стали частями романа «Над пропастью во ржи».

Бен Ягода: Думаю, то был долгий период танца журнала New Yorker с Сэлинджером, в котором полагалось делать шаг назад, шаг вперед. Журнал признавал таланты Сэлинджера, но пытался управлять им. Однажды Уильям Максвелл написал Олдингу: «Мы думаем, что м-р Сэлинджер – очень талантливый молодой человек, и молим бога, чтобы тебе удалось побудить его писать просто и естественно», а сам Сэлинджер пытался держать свою линию и одновременно побуждать New Yorker к расширению мировоззрения и к развитию.

Пол Александер: В январе 1947 года, вскоре после опубликования «Легкого бунта на Мэдисон-авеню» Сэлинджер решил покинуть квартиру родителей раз и навсегда. Он перебрался с Манхэттена в Тарритаун, заселенный зажиточным средним классом район в округе Вестчестер, где снял маленькую квартирку. Условия проживания в Тарритауне сильно отличались от роскошных условий родительской квартиры на Парк-авеню, но, по крайней мере, он жил самостоятельно и вырвался из-под отцовского влияния [229].

Бен Ягода: Следующий рассказ, отправленный Сэлинджером в [ New Yorker ], назывался «Рыбка-бананка».

Уильям Максвелл(выдержка из письма литературному агенту Сэлинджера Гарольду Оберу, 22 января 1947 года):

Нам очень понравились отдельные места рассказа «Рыбка-бананка», но нам кажется, что в рассказе отсутствует какая-то явная тема или суть. Если м-р Сэлинджер в городе, возможно, он зайдет к нам, и мы поговорим о рассказах, написанных им для нашего журнала [230].

Бен Ягода: Вариант рассказа, отправленный Сэлинджером в New Yorker и впоследствии ставший, возможно, самым прославленным его рассказом «Хорошо ловится рыбка-бананка», включал только эпизод с Симором на пляже – довольно мистифицирующий эпизод разговора Симора Гласса с маленькой девочкой на пляже – и последующее самоубийство Симора.

Максвелл высказывал понятную мысль: видимой причины, по которой Симор совершает самоубийство, нет. Сэлинджер встретился с Максвеллом, и результатом этой встречи стало дополнение рассказа еще одним эпизодом, своего рода прологом, в котором жена Симора разговаривает по телефону со своей матерью.

Дж. Д. Сэлинджер(«Хорошо ловится рыбка-бананка», New Yorker , 31 января 1948 года):

– Он тебя не называл этой ужасной кличкой?..

– Нет. Он меня зовет по-новому.

– Как?

– Да не все ли равно , мама!

– Мюриель, мне необходимо знать. Папа говорил…

– Ну ладно, ладно. Он меня называет «Святой бродяжка выпуска 1948 года», – сказала дочка и засмеялась.

– Ничего тут нет смешного, Мюриель. Абсолютно не смешно. Это ужасно. Нет, это просто очень грустно . Когда подумаешь, как мы…

– Мама, – прервала ее дочь, – погоди, послушай. Помнишь ту книжку, он ее прислал мне из Германии. Помнишь какие-то немецкие стихи? Куда я ее девала? Ломаю голову и не могу…