Лора Шрофф - Невидимая нить. Встреча, которая изменила все

Это была я.

Мы выросли в Хантингтон-Стейшен без каких-либо материальных проблем. У нас всегда было достаточно еды, удобные кровати, чистая одежда и любимые игрушки. В нашем первом доме у нас с Аннет была общая спальня с двухъярусной кроватью, обоями с узором из розочек, вышитыми пододеяльниками и шторами с цветочным узором. У Фрэнка была своя комната, а Нэнси была еще совсем маленькой, и ее кроватка стояла в спальне родителей. Мы ходили в хорошие школы, у нас были друзья. Мы жили уютно и в достатке.

Как и во многих других семьях, в нашей семье были домашние животные. Отец привез с войны собаку чихуахуа. Однако животные в нашей семье подолгу не задерживались. Одна из наших кошек по имени Кейси умерла от рака крови. Йоркширского терьера Майкла сбила машина. Долго с нами пробыла одноглазая черная персидская кошка, но, когда мы купили новую мебель, кошачья шерсть стала большой проблемой, и нам прошлось от нее избавиться. У нас был милый шпиц, который потерялся во время снежной метели, и когда через несколько дней снег перестал идти, мы нашли труп собаки, которая замерзла около двери.

Я не могла рассчитывать, что животные будут долго жить в нашей семье, потому что они жили в непростых условиях. Дело в том, что никто в нашем доме не мог чувствовать себя в полной безопасности.

Мой отец любил выпить, и алкоголь полностью его менял. Я знаю, что алкоголь притупляет чувства, влияет на координацию движений. Знаю, что некоторые люди в пьяном виде могут ощущать чувство раздражения, но моего отца он меняет до неузнаваемости.

Когда мой отец был трезвым, он был самым милым человеком на свете. Он смеялся, тепло относился к тем, кого любит, был щедрым и дружелюбным. И сейчас посторонние люди мне говорят, каким хорошим человеком он был. Многие из тех, с кем я выросла, неоднократно говорили мне, что хотели бы, чтобы их отцы были похожи на моего.

Когда мой отец был трезвым, он был самым милым человеком на свете.

Отец работал барменом в баре и каждый раз возвращался с работы, словно его подменили. Он любил шотландский виски. Он пил во время смены и оставался на некоторое время после ее окончания, чтобы выпить еще. Потом он садился в автомобиль, и тут у него в голове происходили очень серьезные изменения. Его лицо напрягалось, улыбка исчезала и глаза сужались. Он попадал во власть своих демонов, которые были готовы проявить себя при малейшей возможности. Эти демоны могли появиться даже без каких-либо раздражающих факторов. Мы понятия не имели, что происходило в его голове по дороге домой, и почему он всегда возвращался таким злым и напряженным. Мы знали, что, если у него начался приступ гнева, его уже не остановить.

Когда он приезжал домой, мы просыпались и, лежа в кроватях, слушали звуки: как он хлопал дверью автомобиля, как наливал себе алкоголь на кухне.

Иногда взрыв его ярости мог произойти совершенно без повода.

Отец мог ворваться в спальню Фрэнка и начать орать на сына, словно тот сделал что-то ужасное.

– Фрэнк, ах ты негодный сукин сын!

Фрэнку тогда еще не исполнилось и шести лет. Он просыпался и прятался под одеяло. Отец мог орать пять или десять минут. В соседней комнате мы с Аннет держали друг за друга за руки, чтобы меньше бояться. Потом в коридоре раздавался плач разбуженной Нэнси. Мать не торопилась вставать и защищать Фрэнка, потому что знала, что это только подольет масла в огонь. Но иногда крики были такими страшными, что ей приходилось защищать сына. Обычно отец не останавливался до тех пор, пока полностью не терял сил. Тогда он хлопал дверью и уходил, чтобы выпить еще и отключиться.

У отца не было никаких причин и поводов вести себя так плохо по отношению к Фрэнку. Иногда вспышки ярости вызывало что-то, что напоминало ему о существовании сына.

Во время таких вспышек нам всем доставалось, хотя главным образом от дурного нрава отца страдали мать и Фрэнк. Однажды за ужином Фрэнк попросил отца передать ему тарелку со спагетти. Отец был пьян и бросил тарелку в сына. Как-то раз отец купил десять упаковок мороженого. Он поставил картонку с мороженым на кухонный стол. Я, забыв все меры предосторожности, сказала:

– Это так вкусно, что я одна могла бы все это съесть.

Мне было тогда семь лет. Я думаю, что такая фраза вполне простительна для ребенка такого возраста.

Отец сказал:

– Отлично, вот ты сейчас все мороженое и съешь.

Все дети тут же разбежались. Отец поставил передо мной коробку с мороженым и приказал, чтобы я начала есть. Мама была тогда на работе, и остановить отца было некому. Я съела одну, потом вторую и наконец третью. На четвертой я начала плакать. На шестой или седьмой меня вырвало. Отец был удовлетворен и вышел из кухни. Оставшееся мороженое так и растаяло в раковине, потому что никто не посмел к нему прикоснуться.