Виктор Гюго - Что я видел. Эссе и памфлеты

Во все времена Франция играла значительную роль в цивилизации, и это всего лишь власть духовная, это власть, которой обладал Рим в Средние века. Рим был тогда государством четвертого разряда, но обладал первостепенной властью. Почему? Потому что Рим опирался на религию народов, на то, из чего проистекают все цивилизации.

Вот, господа, что сделало могущественным католический Рим в эпоху, когда Европа была варварской.

Сегодня Франция унаследовала часть этой духовной власти Рима; Франция имеет в делах цивилизации такое же влияние, какое Рим имел в делах религии.

Не удивляйтесь, господа, что я смешиваю эти два слова – цивилизация и религия; цивилизация – это прикладная религия.

Франция была и есть еще больше, чем когда-либо, нацией, которая возглавляет развитие других народов.

Пусть результатом этой дискуссии будет, по меньшей мере, следующее: государи, которые владеют народами, владеют ими не как хозяева, а как отцы; единственный, настоящий господин находится в другом месте; верховная власть не у династий, не у государей, и не у народов, она выше; верховная власть заключена в идеях порядка и справедливости, верховная власть в истине.

Когда один народ угнетен, справедливость страдает, истина, верховная власть права, оскорблена; когда государь несправедливо обижен или низвергнут с трона, справедливость и цивилизация также страдают. Существует вечная солидарность между идеями справедливости, которые составляют право народов, и идеями справедливости, которые составляют право государей. Скажите это сегодня венценосным особам, как скажете при случае народам.

Пусть люди, которые руководят другими, знают это, духовная власть Франции огромна. Прежде проклятие Рима могло поставить империю вне религиозного мира; сегодня негодование Франции может выбросить государя за пределы мира цивилизованного.

Значит, так нужно, чтобы в этот час французская трибуна возвысила свой незаинтересованный и независимый голос в пользу польской нации; пусть она провозгласит в этом случае, как во всех остальных, вечные идеи порядка и справедливости, и пусть она защищает угнетенную Польшу во имя идей стабильности и цивилизации. После всех наших распрей и войн, на долю этих двух наций, о которых я говорил в начале, Франции, взрастившей и выносившей цивилизацию в Европе, и Польши, ее защитившей, выпала разная участь; одна была ослаблена, но осталась великой; вторая оказалась скованной цепями, но осталась гордой. Эти две нации должны сегодня договориться, должны испытывать одна по отношению к другой глубокую симпатию двух сестер, которые сражались бок о бок. Обе, я сказал и повторяю это, многое сделали для Европы; одна не пощадила себя, другая пожертвовала собой.

Господа, я подвожу итог. Вмешательство Франции в великий вопрос, который нас занимает, не должно быть вмешательством материальным, прямым, военным, я так не думаю. Это должно быть вмешательство чисто духовное; это должна быть открыто выраженная симпатия великого, счастливого и преуспевающего народа народу угнетенному и ослабевшему. Ни больше, ни меньше.

Я сожалею, что этот важный вопрос, который волнует лучшие умы, возник столь внезапно. Со своей стороны, честно признаюсь, я не готов его обсуждать и углубляться в него, в то время как углубиться в него необходимо; но я полагаю, что пренебрег бы одной из моих главных обязанностей, если бы не высказал здесь то, что я считаю правильным и принципиальным.

Я никого здесь не удивлю, заявив, что являюсь сторонником свободы театра.

И сначала, господа, объяснимся по поводу этого слова. Что мы подразумеваем под ним? Что такое свобода театра?

Господа, собственно говоря, театр не есть и никогда не может быть свободным. Он избегает одной цензуры лишь для того, чтобы попасть под другую, и именно в этом заключается суть вопроса, именно на это я обращаю особое внимание г-на министра внутренних дел. Существует два вида цензуры. Первый – наиболее уважаемый и эффективный из тех, что я знаю в мире, – это цензура, осуществляемая во имя вечных идей чести, благопристойности и порядочности, во имя того уважения, которое великая нация имеет по отношению к самой себе, это цензура, осуществляемая общественными нравами. (Движение на трибунах. Аплодисменты.)