Пеле - Исповедь влюбленного в жизнь

К этому моменту, по меркам Бразилии, я уже прилично зарабатывал, а моя известность достигла той отметки, которая позволяла получать деньги за то, что я разрешал использовать свое имя в рекламе определенных продуктов. Некоторые думали, что я греб деньги лопатой: однажды я получил письмо от какого-то человека из Ресифи, которое гласило: «Дорогой Пеле, я бы хотел, чтобы вы купили мне машину – новую, не подержанную – последнюю модель. Я таксист, и мне надо поменять автомобиль». Это была одна из первых просьб, но далеко не последняя.

Хотя наблюдать за тем, как увеличивалось мое состояние, было приятно и я уже мог помогать родителям, я не забывал об опыте старого товарища Васконселоса и о его травме, резко сократившей срок его карьеры. Я понимал, что мне надо было заставить деньги работать на меня. Посоветовавшись с теми в «Сантосе», с кем был близок, я решил вложить деньги в бизнес вместе с Зито и испанцем по имени Хосе Гонсалес, известным как Пепе Гордо («Толстый Пепе»), вовлеченного в компанию «Sanitária Santista», которая занималась поставками строительных материалов. Он мне сразу понравился, и я позволил ему распоряжаться моими финансами. Как оказалось, в этом я слишком поспешил, но от его услуг я отказался только спустя пару лет.

В ближайшем же будущем меня ждал Чемпионат мира 1962 года, проходивший в Чили. Бразилия открывала турнир, и не только в связи с тем, что была чемпионом прошлого чемпионата, но и потому, что считалась главным фаворитом на победу в этом. На пути к финалу мы следовали практически той же стратегии, что помогла нам в 1958 году. Феола заболел, поэтому у нас был новый тренер, Айморе Морейра, но большая часть команды осталась прежней. Жилмар, Джалма Сантос, Нилтон Сантос, Диди, Гарринча, Зито, Загалло, Вава и я никуда не делись. Мои товарищи по «Сантосу», Мауро, центральный полузащитник, и Коутиньо, тоже были в команде.

Глава делегации, доктор Пауло Машаду де Карвальо, хотел, чтобы процесс подготовки к чемпионату 1962 года максимально напоминал подготовку 1958 года. Он надеялся, что так нам удастся повторить наш успех. Доходило даже до крайностей. Например, он договорился с пилотом «Панэир ду Бразил», капитаном Багнером, управлявшим самолетом, на котором мы летели в Швецию, о том, чтобы тот доставил нас в Сантьяго. И хотя теперь капитан работал на «Вариг», компанию, взявшую на себя маршруты «Панэир» после ее закрытия, на одном из двигателей нашего самолета в 1962 году все еще красовался логотип «Панэир». Как этот двигатель туда попал? Доктор Пауло хотел, чтобы все было в точности так же, как и в 1958 году. Он был очень суеверным человеком, и с 1958 года носил только коричневые шляпы. На удачу. Единственное, чего он в полете гарантировать не мог, так это хорошей погоды, и, пролетая над Андами, мы попали в зону сильной турбулентности. Большая часть команды страшно испугалась. Но я был спокоен. Будучи верующим человеком, я знал, что если мне суждено умереть, то так тому и быть. Тогда стоит ли бояться? Поэтому я просто расслабился и молился. Остальные же сходили с ума и говорили, что я свихнулся. «У тебя разве семьи нет?» – кричали они. «И что, по-вашему, я должен делать?» – отвечал я, сидя спокойно в кресле. Трясло самолет недолго. Началось все это как раз, когда мы собирались поесть, и мы шутили, что наши стейки теперь оказались в чужих тарелках.

Однако самым знаменательным событием 1962 года для меня стало паховое растяжение, вызванное участием в непомерном количестве матчей. Я был молод, однако меня стали беспокоить боли в приводящей мышце, и после товарищеского матча с Португалией я испытывал определенный дискомфорт. Я поговорил с нашим врачом, доктором Хилтоном Гослингом, и Марио Америко о «совсем незначительной боли», но они сочли это пустяком – я должен был продолжать играть. Помимо всего прочего, у нас были очень тяжелые тренировки, от которых я никогда и ни при каких условиях не освобождался. Наш тренер, Пауло Амарал, всегда заявлял: «Все должны участвовать в тренировках». Если кто-нибудь из технической комиссии пытался вмешаться в его программу, то он говорил: «Я знаю, что делаю. И я не хочу, чтобы кто-либо вмешивался в мою работу – я же не лезу в ваши дела!» У Пауло были весьма напряженные отношения с игроками; однажды Нилтон Сантос отказался прыгать через барьер, и когда ему сделали замечание, тот ответил: «Я прилетел в Чили не на чемпионат по легкой атлетике…». Как в 1958 году, казалось, что травма могла повлиять на количество матчей, в которых я мог принять участие. Но пока что я пытался подавить свое беспокойство.