Джефф Алюлис - NOFX - ванна с гепатитом и другие истории

Когда мне было десять лет, моя мама подхватила инфекцию, которая требовала срочной операции, и она провела в больнице больше недели. От меня скрывали детали, но я услышал что-то о «размере грейпфрута», а это никогда не бывает чем-то хорошим. Я чувствовал, что она была ближе к финишу, нежели чем мне хотелось бы об этом знать.

Однажды ночью, когда она была госпитализирована, я проснулся от грохота, доносившегося из кухни. Я открыл дверь своей спальни, и предо мной развернулось такое зрелище: отец выдергивал все наши кастрюли и сковородки из шкафов и швырял их на землю. Он открыл дверцу шкафа, чтобы приготовить себе поздний ужин, и некоторые из кастрюль выпали. Это было последней каплей в его длительном стрессе, связанном с состоянием моей мамы. Он взорвался и в пух и прах разгромил кухню.

После приступа ярости он упал на пол и стал орать. Это был единственный раз, когда я видел, что отец полностью потерял самообладание. Он был совершенно беспомощен без моей мамы, и перспектива воспитания моей сестры и меня для него была значительно страшнее, чем его постоянное угрожающее присутствие рядом со мной для меня. Я стоял в темноте и смотрел, как он плачет.

Позже, в течение многих лет, мы конфликтовали бесчисленное количество раз, но в тот момент, в дверном косяке моей спальни, я видел его тем, кем он действительно был: потерянной и беспокойной душой.

Статистические данные могут утверждать обратное, но Лос-Анджелес казался мне безопасным в начале 70-х годов. Я вырос в жилом комплексе недалеко от пересечения Мелроуз и Ла-Бреа, самостоятельно возвращаясь домой из начальной школы каждый день. На моем пути была итальянская закусочная, и всякий раз, когда шеф-повар видел меня проходящим мимо, он выходил и давал мне булочку, намазанную сливочным маслом. Иногда по дороге я заходил за пончиком в «Уинчеллс» или в любимую кондитерскую и покупал что-нибудь сладкое, а после этого я катался на велосипеде и играл со своими друзьями, пока не зажигались уличные фонари. После я ехал на автобусе до кинотеатра «Китайский театр Граумана», чтобы посмотреть оригинал фильма «Угнать за 60 секунд», и поездка стоила всего лишь 25 центов. Я говорю как дедушка Симпсон: неужели я на самом деле такой старый?

У меня было достаточно друзей, но много времени я проводил в одиночестве. Одна из моих любимых игр заключалась в том, чтобы взобраться на крышу нашего гаража, а затем спускаться с крыши на ветки деревьев, затем – на забор, опять – на крышу, и так – до конца квартала, не касаясь земли. Я переходил дорогу к следующему блоку домов, где меня ждали опять гаражи и заборы, и крыши домов, чтобы пройти эти препятствия, и повторял весь процесс заново, пока я не заканчивал свое движение на апельсиновом дереве. Здесь я награждал себя апельсином и держал путь назад домой, чувствуя себя неуязвимым. С точки зрения десятилетнего ребенка, весь наш городок был в моих руках.

Это было идиллическое детство в семье среднего класса. Мои родители жили в счастливом браке, мы регулярно устраивали семейные каникулы, я играл в Малой бейсбольной лиге для мальчиков и девочек 8-12 лет и в флаг-футбол (упрощенную версию Американского футбола, где вместо того, чтобы сбить игрока, обороняющаяся команда должна сорвать флажок или ленточку игрока владеющего мячом). Так что для моих близких стало неожиданностью, когда в пятом классе мои оценки резко испортились и я оказался в эмоционально подавленном состоянии. До этого я всегда был хорошим учеником и счастливым ребенком, так что такая смена настроения для окружающих, казалось, была беспочвенной.

После неудачной попытки отгадать эту загадку самостоятельно мои родители начали возить меня в Брентвуд один раз в неделю на часовой прием к терапевту. Я просиживал впустую в его кабинете, в то время как он задавал наводящие вопросы. В основном мне удавалось обходить его старательно расставленные ловушки за счет односложных ответов или бормотаний в духе: «Не знаю». Далее он устроил для меня серию тестов, которые на самом деле казались забавными. От меня требовалось трактовать чернильные пятна, переставлять блоки, чтобы сформировать конкретные фигуры, и в конце концов врач резюмировал, что технически ничего неправильного с моим мозгом не произошло. На самом деле он даже сказал моим родителям, что я – довольно умный ребенок. Через несколько месяцев мои родители прекратили возить меня к терапевту, и в течение последующих двух десятилетий они оставались все так же озадаченными моей внезапной сменой эмоций.