Пол Фишер - Кинокомпания Ким Чен Ир представляет

Чхве почти всю жизнь прожила в Сеуле, в каких-то тридцати пяти милях к югу от границы, но о Северной Корее не знала практически ничего. Южнокорейские власти демонизировали соседей, а сама Северная Корея после Корейской войны жила затворником и с внешним миром информацией не делилась. То немногое, что выплывало наружу, намекало на тихое, мирное процветание – вопреки откровенной страсти семейства Кимов к ужасным убийствам, похищениям и терроризму за пределами страны.

Чхве размышляла об этом по дороге, глядя в окно. Ким Чен Ир любезно разглагольствовал, словно они на пять минут сели в такси и едут ужинать, – но Чхве не слышала и на вопросы не откликалась. Когда судно пристало к берегу, было холодно, и сейчас она заметила снег на полях и обочинах. «Дорога была немощеная, – позже писала Чхве. – Нигде ни души – повсюду опустошение, как в зоне боевых действий». Машина проехала деревушку. «На каждом перекрестке развернуты красно-белые транспаранты. На них лозунги – „Да здравствует Ким Ир Сен!“, „Да здравствует Трудовая партия Кореи!“, „Скоростной бой, бой на уничтожение“, „Абсолютность и безусловность“…» Спустя два часа вдоль дороги потянулись многоквартирные дома – все не выше десяти этажей. Машина въезжала в Пхеньян. Чхве прищурилась, но толком ничего не разглядела. Город объяла кромешная тьма – уличные фонари не горят, окна в жилых домах и конторах черны.

Как выяснится позднее, в 1976 году Северная Корея объявила дефолт по иностранным кредитам на два миллиарда долларов и принялась экономить электричество.

– Это ворота Потхон, – говорил между тем Ким Чен Ир, указывая на невидимые достопримечательности за окном, – а это гора Моранбон…

Спустя еще сорок пять минут машина свернула с шоссе на петляющую грунтовку и подъехала к КПП. Солдат на КПП отсалютовал, за его спиной поднялись ворота. Чуть подальше стоял другой КПП с другим салютующим солдатом. В конце проезда меж высоких сосен располагалась одноэтажная вилла. Машина остановилась.

Ким повел Чхве на экскурсию по дивному жилищу: спальни с отдельными ванными, гостиная и библиотека, домашний кинотеатр. В каждой комнате висели одна-две вульгарные хрустальные люстры, повсюду лежали японские гаджеты, и впечатление выходило нескладное и пошлое – «помесь Лас-Вегаса с Владивостоком», как выражалась Чхве. Они обошли дом кругом и вернулись к парадным дверям, где ждала женщина лет за сорок. Одета просто, лицо непроницаемое.

– Это товарищ Ким Хак Сун, – пояснил Ким Чен Ир и обернулся к женщине: – Позаботьтесь о нашей гостье. Пусть ей будет комфортно. – И затем Чхве, мягче: – Прошу вас, будьте как дома. – Он попятился, кивнул одному из телохранителей, и тот шагнул к Чхве:

– Мадам Чхве, у вас при себе южнокорейский загранпаспорт. Будьте любезны его отдать.

Сопротивляться было бесполезно, и Чхве вытащила паспорт из сумки.

– И у вас южнокорейское удостоверение личности, – продолжал телохранитель. – Отдайте, пожалуйста. – Документы он вручил Ким Чен Иру. Тот сунул их в карман, кивнул и уехал.

Ким Хак Сун повела Чхве в отдельное здание столовой, ярдах в ста пятидесяти от центрального дома. Внутри стол ломился от «жареных креветок, сырой рыбы, говяжьих ребер и целой выставки корейских, японских и китайских блюд». У Чхве перехватило горло и скрутило желудок – несмотря на уговоры Хак Сун, ей удалось проглотить только суп.

После ужина Хак Сун отвела Чхве в приготовленную хозяйскую спальню.

– Доброй ночи, – сказала северокореянка и ушла к себе. Чхве закрыла дверь. Замка на двери не было.

Ни одна дверь в доме не запиралась.

Вилла называлась «дом номер 1». Здесь Чхве предстояло жить следующие девять месяцев. Ким Чен Ир каждый день присылал свежие цветы и врача, который проверял, как Чхве себя чувствует, и кормил ее витаминами. Первые недели она каждую ночь звала своих детей и засыпала в слезах.

Северокорейцы почти не раскрывали рта. Врач, отмечала Чхве, вел себя «утонченно и любезно», но был уклончив. Если она спрашивала, как дела в ее родном городе, бывал ли он на Юге и знает ли, почему ее похитили, он умолкал или менял тему. Охранники и Ким Хак Сун вели себя так же – последняя, впрочем, жила в доме день и ночь, и в итоге Чхве с нею сблизилась. Хак Сун была ее «куратором по ориентации» – ей полагалось безотрывно надзирать за Чхве, обеспечивать все ее нужды и деликатно знакомить ее с северокорейскими обычаями. В юности Хак Сун была певицей художественного театра «Мансудэ» – там она познакомилась с Ким Чен Иром и, по ее словам, стала его «наперсницей». Может, то был эвфемизм – Чхве не поняла. Так или иначе, Ким Чен Ир доверял Хак Сун целиком и полностью, и когда та стала старовата для художественного театра – Ким Чен Ир предпочитал артисток не старше двадцати пяти, – ее откомандировали на виллу Ким Чен Ира служанкой. Коротая время, Хак Сун играла на фортепиано, мурлыча песни из «Сборника 600 песен» и «Песенника Ким Чен Ира» – сплошь гимны, прославляющие вождя (великого) и руководителя (любимого). Женщины вдвоем гуляли по саду, и там Чхве заметила, что на территории виллы есть еще четыре здания. Весь комплекс окружала бетонная стена, а по внешнему периметру – ограда из колючей проволоки. Обе стороны стены круглосуточно патрулировали вооруженные солдаты.