– Есть тут кто-нибудь, – проворчал он, – кому хватит мужества добровольно взять на себя руководство студией и вернуть ее на верный путь по заветам партии?
Ким Чен Ир наблюдал из глубины зала. Из-за спин внезапно раздался его тоненький, почти женский голос. Все заоборачивались.
– Я возьму на себя эту задачу, – сказал Ким Чен Ир. – Я попытаюсь.
Тут, надо думать, великий вождь улыбнулся. Ким Чен Ир работал в Центральном комитете и понимал, как действуют внутрипартийные механизмы; он был плоть от плоти вождя и с семи лет обожал кино. С точки зрения Ким Ир Сена, у мальчика была вполне подходящая биография. Ким Чен Ира прямо на месте произвели в директоры по культуре и искусствам Отдела пропаганды и агитации; в его ведение передали кино, театры и издательства.
Было ему двадцать пять лет.
Едва войдя в должность, Ким Чен Ир тоже созвал внеочередное совещание, куда пригласил некоторых ключевых кинематографистов и актеров.
– Мы все – товарищи по борьбе, мы все стоим на защите партии, – сообщил он собравшимся. – У нас на всех одна жизнь и одна смерть… Для бойца революции нет никого дороже товарищей. Я буду верить в вас, а вы поверьте в меня, и мы станем работать вместе.
И он всем поочередно раздал их собственные официальные портреты, скопированные из личных дел отдела кадров. На каждой фотографии от руки значилось: «Будем работать вместе», или «За наше вечное товарищество, мы пойдем одним путем» – а внизу дата и подпись Ким Чен Ира. Считаные недели назад все эти люди были уверены, что их судьба предрешена – они тоже падут жертвами Капсанской чистки. А теперь сын вождя обещает встать с ними плечом к плечу, если они согласны стоять плечом к плечу с ним.
После символического увольнения пары-тройки «подрывных элементов» Ким Чен Ир принял в партию всех остальных – а вручение партбилета в те времена было высочайшей честью, которой удостаивалась только элита. Он улучшил им жилищные условия и снабжение продуктами, построил для них специальный универмаг, где можно было покупать товары, не входившие в еженедельный паек, и пустил автобус от их домов до студии, чтобы им не приходилось мотаться на работу на велосипеде или пешком. И он завалил их подарками – «одежда, еда, часы, проигрыватели и телевизоры», по словам одного инсайдера, – порой просто царскими, каких среднему северокорейцу не попадалось на глаза за всю жизнь. Когда кинематографист умирал, Ким Чен Ир выбивал из парткома деньги на похороны и пенсию для семьи, а самые выдающиеся актеры, режиссеры и сценаристы его стараниями ложились в землю на кладбище для Героев, Павших Во Имя Революции, на холме над Пхеньяном. «Товарищ Ким Чен Ир особенно холит и лелеет киноартистов, – говорилось в студийной инструкции. – Когда ему достается что-нибудь хорошее, он с ними делится. Он увековечивает их при жизни и после смерти».
Разделавшись с идеологическим перевоспитанием сотрудников, Ким Чен Ир приступил к их профессиональной переподготовке. Из своей личной коллекции он извлекал старые советские и северокорейские фильмы, показывал их подчиненным, комментировал и требовал рацпредложений. «Корейскую киностудию» не ремонтировали с войны – Ким Чен Ир расширил ее территорию до десяти миллионов квадратных футов. (Для сравнения: студия «Метро-Голдвин-Майер» в Калвер-Сити, штат Калифорния, крупнейшая студия золотого века Голливуда, занимала каких-то 7,6 миллиона квадратных футов.) Он выкинул старую советскую аппаратуру 1950-х, самолетом из Москвы и Германии доставил новейшие камеры, осветительное и операторское оборудование, монтажные столы. Он ежедневно отсматривал весь отснятый материал всех фильмов и писал замечания, соображения о том, где провисает сюжет, вкладывая в работу над картиной свое, как он сам выражался, «глубокое понимание полноты жизни». Благодаря своему обширному кругозору молодой сын вождя видел то, что было недоступно его подчиненным. Его преданность делу их восхищала. Прежде «Корейской киностудией» руководили партийные деятели, и киноманов среди них не попадалось – как и людей, хоть что-то понимавших в съемочном процессе. Ким Чен Ир же практически поселился на киностудии и день за днем проводил там долгие часы.
От великого кинопродюсера ожидаются два непременных поступка, и в первый же год работы на студии Ким Чен Ир совершил оба. Во-первых, он снял эпическую, ключевую киноленту, воплотившую его кинематографический стиль, – официальные историки назовут этот фильм его первой «бессмертной классикой». «Море крови» поставлено по мотивам оперетты, якобы написанной Ким Ир Сеном в партизанские времена, и повествует о маньчжурской семье 1930-х, дающей отпор японским захватчикам. В фильме уже есть все элементы, впоследствии ставшие коронными номерами Ким Чен Ира: популярная песня, главная роль сильной женщины (в данном случае – матери семейства, которая вступает в коммунистическое сопротивление и контрабандой возит взрывчатку), рецептурный негодяй-иностранец, националистический подтекст и любопытный коктейль из насилия пополам с сентиментальщиной. Титры в северокорейские фильмы не вставляли, и это создавало иллюзию, будто фильм – целиком плод коллективного труда, однако «Море крови» спродю-сировал Ким Чен Ир и поставил Чхве Ик Кю, предыдущий глава студии. Чхве – вероятно, единственный северокореец, соперничавший с Ким Чен Иром эрудицией в области кино, – учился в Советском Союзе в годы зарождения северокорейской киноиндустрии, занимался русским языком и литературой в Пхеньянском университете и к 1956-му, в двадцать два года, был назначен руководить «Корейской киностудией». Он был единственным человеком в стране, чьи знания Ким Чен Ир готов был впитывать. «Море крови» снимали с небывалым размахом – то был аналог современного кассового блокбастера. Зрители удивлялись и восторгались, и внезапно о Ким Чен Ире, сыне вождя и молодом даровании, заговорил весь Пхеньян.
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу