Пол Фишер - Кинокомпания Ким Чен Ир представляет

– Пора, – взмолился Син. – Пожалуйста, помогите нам.

Не успел Эноки открыть рот, рация таксиста захрипела, и диспетчер спросил, куда они направляются – надо сообщить «сопровождающим». Эноки-сан был отнюдь не чужд драматизму: восемью годами ранее, когда он был шефом корпункта «Киодо Цусин» в военном Бейруте, ему и еще одному человеку нечаянно выстрелил в голову первый секретарь японского посольства; второй человек умер, а Эноки выжил. Не ответив Сину и даже не переведя, что сказал диспетчер, он выхватил из кармана пачку денег, перегнулся через переднее сиденье и сунул их таксисту:

– Скажи, что мы поехали в другую сторону, – распорядился он. Таксист взял деньги и сделал, как просили. Син и Чхве, дрожа от возбуждения, заорали:

– Американское посольство!

Таксист резко развернулся.

«Лицо [Чхве] побелело как простыня. У меня сердце стучало, как мотор, – спустя год писал Сии. – Мы боялись по дороге наткнуться на белое такси… До посольства было пять минут езды. Нам показалось, что прошло пять часов».

Тихий переулок Больцмангассе – односторонняя улица, нередко забитая машинами, которые едут насквозь или сворачивают в ворота. Паркуются там по обеим сторонам, и нередко движение попросту замирает. Такси застряло у подножия холма – дальше не проехать, а до американской территории еще ярдов пятьдесят. Задыхаясь, Син попросил Эноки посидеть в такси – посмотреть, благополучно ли они доберутся. Не попрощавшись, он толкнул дверцу. Чхве выскочила с переднего сиденья. Они побежали со всех ног, добрались одновременно и вломились в дверь, отпихивая друг друга в лихорадке последнего рывка. Распахнув дверь, они кинулись к секретарю и сообщили, кто они такие. Син предъявил визитку «Син Фильм» (с пхеньянским адресом) и попытался объясниться на ломаном английском. Секретарь отвел их к другому сотруднику посольства. Син попросил о встрече с консулом. Сотрудник знал их имена; он проводил южнокорейцев через металлоискатель, затем охранник обхлопал их руками, обоих отвели в какую-то комнатушку, усадили в кресла, дали чаю и попросили подождать. Молодой сотрудник вышел и закрыл за собой дверь. Чхве трясло. Син все ждал, что в посольство вот-вот ворвутся северокорейцы. На часах было 13:15.

Минуты шли; постепенно обоим полегчало. Чхве повернулась к мужу; на губах у нее заиграла улыбка:

– Ты в дверях меня отталкивал, а?

Син засмеялся и покраснел.

– Я не помню.

Она потом дразнила его годами: мол, Син благородно отталкивал ее, пытаясь спасти свою шкуру.

Спустя еще минут пятнадцать пришел третий американец, лет за тридцать. Я вас, конечно, ждал, пошутил он, но не так скоро. Выяснилось, что японец из отеля исполнительно передал послание Сина, и американец, которому поручили заняться этим делом, искал Сина и Чхве все утро. А сюда он добирался четверть часа, потому что, пока они штурмовали посольство, он в ближайшем полицейском участке выяснял, задержала ли австрийская полиция южнокорейцев с фальшивыми паспортами. Американец быстро допросил Сина и Чхве, затем вывел наружу. В сопровождении еще двух американских сотрудников они забрались в две машины без опознавательных знаков и поехали на тихую жилую улочку. Там поспешно вбежали в дом. Американец из посольства ненадолго вышел и вернулся с розовой розой. Улыбаясь до ушей, вручил ее Чхве:

– Добро пожаловать на Запад.

Чхве Ын Хи взяла розу и разрыдалась.

Разглядывая фотографии Пхеньяна, иностранцы часто спрашивают, что это за странные белые точки, крестики и цифры нарисованы на асфальте площади Ким Ир Сена и примыкающих к ней центральных улиц. Значки эти складываются в сложную матрицу, которая нужна для организации массовых политических мероприятий: так граждане понимают, где стоять и куда идти. Это как разметка декораций на театральной сцене или актерские метки на съемочной площадке – крест-накрест наклеенная лента, отмечающая место, где актеру стоять, чтобы быть в кадре и в фокусе. Пхеньянская разметка – ярчайшее доказательство того, что столица КНДР – не город, но сцена монументальных пропорций.

Потеря Син Сан Ока и госпожи Чхве стала началом конца карьеры Ким Чен Ира на поприще кино. Киноиндустрия Северной Кореи окончательно рухнет лишь через двадцать лет, но тот мартовский день 1986 года стал первым провозвестником краха.