Дэвид Маккаллоу - Братья Райт. Люди, которые научили мир летать

В этот день Уилбур продемонстрировал выдающееся мастерство. В одном из полетов, слишком приблизившись к деревьям, он был вынужден резко отвернуть. Как написал корреспондент «Дейли мейл», «в полете, продолжавшемся 32 секунды, он совершил полный разворот радиусом 30 ярдов [27,4 метра] и произвел посадку в центре поля с легкостью птицы». Это был «самый выдающийся разворот, когда-либо выполненный авиатором».

Тем же вечером, уже в сумерках, Уилбур снова поднялся в воздух и на глазах толпы зрителей на трибуне описал две гигантские восьмерки, приземлившись точно в точке взлета. В Европе никогда еще не видели самолет, способный совершать полет по восьмерке.

Блерио был так впечатлен увиденным в субботу, что приехал еще раз понаблюдать за полетами. Прибыл также и пионер французской авиации Леон Делагранж, который, услышав о результатах, показанных Уилбуром в субботу, прервал свои полеты в Италии. Они оба, как и все остальные, были поражены продемонстрированной Уилбуром восьмеркой. «Отлично, мы биты. Нас просто нет!» – воскликнул Делагранж.

Леон Болле в восторге провозгласил: «Теперь все увидели всё своими глазами».

Одновременно с растущим энтузиазмом в связи с новостями из Ле-Мана росло и любопытство публики. Самолет братьев Райт оказался реальностью. Но что за американец летает на нем? Что он за человек?

Корреспонденты и другие очевидцы изо всех сил пытались выдвинуть какие-то догадки, а то и дать ответы. Из статьи, опубликованной Джозефом Брэндретом в «Дейли мейл», видно, что Уилбур ему не слишком понравился. (Из письма, написанного Уилбуром Кэтрин, известно, что тому тоже не понравился корреспондент этой лондонской газеты.) Больше всего Брэндрет был поражен тем, как похож Уилбур на птицу, на странную птицу. Голова особенно напоминала птичью, а «его лицо, на котором выделялся длинный торчащий нос, лишь усиливающий этот эффект, было длинным и костлявым». После их первой встречи, писал Брэндрет, он пришел к выводу, что Уилбур Райт – фанатик.

Журналист Франц Райхель из «Фигаро», очарованный золотистыми крапинками в глазах Уилбура, пришел почти к такому же выводу. «Золотистые крапинки, – писал Райхель, – зажигают огонь страсти, потому что Уилбур Райт – фанатик. Он и его брат сделали завоевание неба смыслом своего существования. Им нужна была эта цель и глубокая, почти религиозная вера для того, чтобы осознанно смириться со своим бегством в далекую, изолированную от всех страну дюн… Уилбур флегматичен, но только с виду. У него железная воля, которая вдохновляет его и заставляет работать».

Не желая принижать достижения французских авиаторов, Райхель тем не менее написал, что, в то время как Уилбур Райт летает, они лишь только начинают «суетиться».

Делагранж, который, прежде чем стать авиатором, был скульптором и художником, не мог разгадать, что скрывается за непроницаемым выражением лица Уилбура, и ему как истинному французу было тяжело понять его и почувствовать симпатию к человеку, избегающему проявления элементарных человеческих чувств и желаний. «Даже если этот человек иногда соизволяет улыбнуться, можно с определенностью сказать, что он никогда не знал douceur [сладости] слез. Есть ли у него сердце? Любил ли он? Страдал? Загадка, тайна».

При этом Делагранж открыто заявлял в статье, написанной для журнала «Иллюстрасьон», что «Уилбур Райт – это лучший пример силы характера, который я видел. Несмотря на саркастические замечания и насмешки, несмотря на западни, окружавшие его все эти годы, он не дрогнул. Он верит в себя, в свой гений и молчит. Он очень хотел доказать всему миру, что он не лгал».

Для Франсуа Пейрэ, который видел Уилбура чаще, чем другие, и знал о нем больше, тот был un timide – простым, тихим, застенчивым человеком, но также и «гением», который мог работать как плечом к плечу с рабочими с фабрики Болле, так и в одиночку, мог питаться тем, что приготовил сам, и делать все, что необходимо, почти в любых условиях. Он всегда шел своим путем, не пускал пыль в глаза и не играл на публику. «Нетерпение сотен тысяч человек не могло ускорить ритм его шага».

Кроме того, Пейрэ, в отличие от других, имел представление о том, насколько широко образован Уилбур, и слышал, как «в редкие моменты расслабления» тот со знанием дела говорил о литературе, искусстве, истории, музыке, науке, архитектуре или живописи. Пейрэ считал, что преданность этого сына священника своему призванию была подобна тому, как если бы одаренный человек посвятил свою жизнь религиозному служению.