Ги Меттан - Запад – Россия - тысячелетняя война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса

Конец романа Стокера не оставляет простора для толкований. Отважный агент британской короны Джонатан Харкер спасает мир от чудовищного Носферату.

«Подобно Сильвестру Сталлоне из „Рэмбо“ и Чаку Норрису из „Без вести пропавших“, Харкер освободит мир от зла и восстановит честь империи» [244].

Другой исследователь, Дэвид Гловер, описывает финальную сцену как голливудский блокбастер:

«Вооруженный до зубов отряд разворачивает кампанию против вампиров в истинно имперском стиле: военизированный рейд, поисковая миссия и ликвидация в самом сердце Трансильвании» [245].

В финале романа Англия получает в свое распоряжение столь желанный плацдарм на границе Балкан и России.

Великий роман – не единственный вклад Стокера в развитие русофобских идей. В 1904 году едва не разразилась еще одна война между Англией и Россией, когда российский флот, направлявшийся на Дальний Восток, чтобы поддержать свою армию, окруженную японцами, выстрелил по английским кораблям, приняв их за врагов. Стокер развивает эту тему в своем последнем романе «Леди в саване», опубликованном в 1909 году. Действие романа вновь происходит на Балканах, недалеко от Черногории. Противостояние, естественно, закончилось в пользу британцев. На этот раз им удалось основать колонию в сердце Балкан, чтобы отражать атаки немцев, австрийцев и турок и пристально наблюдать за русскими.

С 1904 по 1909 год многое изменилось. Адмиралтейство и британское колониальное лобби были обеспокоены подъемом Германии, которая намеревалась создать флот для соперничества с Англией. Турция с помощью немцев построила большую железную дорогу в Багдад, а Австрия аннексировала Боснию и расширила свое влияние на Балканах. Перед лицом новых угроз Англия, подобно Франции, совершила поворот на сто восемьдесят градусов и сблизилась с бывшим врагом. В 1904 году Англия заключила «сердечное соглашение» с Францией (Антанта), а в 1907 – договорилась с Россией о разграничении зон влияния в Афганистане, Персии и Тибете. Бывший вице-король Индии лорд Керзон и неугомонный Арминий Вамбери кричали об измене. Но их голоса больше не доносились до Вестминстера. Лондонская русофобия на время улеглась.

Так чем же объяснить волну русофобии в Англии, которая поднялась после 1815 года и управляла британской международной политикой на протяжении всего XIX века?

Подытоживая свое исследование, Глисон рассматривает истоки английской русофобии. Соперничество между двумя великими державами эпохи не кажется ему убедительной причиной.

«Бисмарк прав, слону непросто бороться с китом. То была эпоха Pax Britannica . Британская империя по военной мощи не знала себе равных. Отсюда и соперничество двух государств, и пропаганда русофобов, направленная на отдаленные, более или менее колонизированные регионы. Подобное соревнование скорее пристало менее могущественным державам. Их особый статус не объясняет их соперничества» [246].

С точки зрения теории морской мощи американца Мэхана и англичанина Маккиндера [247]данное суждение кажется излишне примирительным. Если конфликт был вызван не размерами держав, то чем же? Глисон предлагает несколько объяснений: неизбежную войну идей между либеральным Западом и самодержавным Востоком; преувеличение российской угрозы и такие провокации, как дело «Виксена», осуществленные имперским лобби во главе с Дэвидом Урквартом; губительные последствия антироссийской агитации, развернутой польскими беженцами после подавления восстания 1830 года; негативное влияние крупных промышленников и торговцев, которые стремились расширить рынки сбыта. Вывод, к которому приходит Глисон, вполне достоин добропорядочного англосакса.

«В конечном итоге в росте англо-русской враждебности виноваты обе страны, не сумевшие придерживаться соглашений и долгосрочных целей, существовавших во время борьбы с Наполеоном. В отсутствие общих интересов незначительные инциденты сыграли незаслуженно большую роль.

Методические различия создали впечатление различий объективных. Отсутствие симпатии породило недоверие, подозрения подпитывали зависть, и союз превратился в соперничество. На этой почве благонамеренные патриоты, Нессельроде [российский министр иностранных дел. – Прим. авт. ] и царь, Уркварт и Палмерстон, посеяли зерна, из которых проросла русофобия. Такова почва любых международных отношений, и урожай с нее – судьба человечества» [248].