Ги Меттан - Запад – Россия - тысячелетняя война. История русофобии от Карла Великого до украинского кризиса

Собственно говоря, вопрос стоит гораздо шире, и проблема коренится глубже: она носит философский характер. Что происходит с нами, наследниками эпохи Просвещения, если мы отрекаемся от доводов разума и от критического подхода к чужим утверждениям, когда дело касается России? Как так получилось, что мы, вскормленные Руссо, Кантом, Марксом, Кьеркегором, Сартром, Ханой Арендт, принимаем самые дремучие предрассудки, самые затертые клише, самые замусоленные формулы – как только речь заходит об этой в прошлом «шестой части суши»? Почему мы с такой готовностью принимаем на веру успокоительные теории Сэмюэла Хантингтона, Фрэнсиса Фукуямы, Бернара-Анри Леви о свободе, демократии и устойчивом развитии? Что случилось с нами, что мы отреклись от великих историков, таких как Фернан Бродель, Жак Ле Гофф, Эрик Хобсбаун, Пол Кеннеди, и обратились к самозванцам, которым платят за то, чтобы они переписывали историю и живописали будущее в соответствии с самыми банальными американскими стандартами?

Ничего нет похвального в том, чтобы упорствовать в своей неправоте. Почему, например, когда дело касается России, мы перестаем испытывать сострадание к жертвам и забываем о благодарности за гостеприимство? Почему почти все массмедиа в один голос клеймят Россию, не удосуживаясь проверить достоверность фактов, сопоставить точки зрения, изучить разные источники?

В своем блоге Сергей Армейсков пишет, что русофобия – это разновидность культурного расизма. С этой точки зрения, «русские – интеллектуально, культурно и даже биологически низшая раса, она уступает другим этническим группам (европейцам, англосаксам, немцам), склонна к неадекватному поведению и создает серьезные проблемы для западного социального порядка, иначе говоря, для всей западной цивилизации» [108].

Американский историк Мартин Малиа, преподававший некогда в Беркли, попытался объяснить эту когнитивную пропасть и тотальное недоверие, разделяющие Европу и ее раскинувшегося на огромной территории неудобного соседа, в своей большой и серьезной книге, озаглавленной по-английски «Russia Under Western Eyes» («Россия глазами Запада») [109]. Он отмечает, что «в разные исторические периоды Россию то ругали, то превозносили, но не столько из-за роли, которую она играла для Европы, сколько из-за внутриевропейских проблем, страхов и чаяний. Лучший пример такого двойственного отношения к России в результате собственных противоречий и кризисов – это восхищение пополам с отвращением перед Красным призраком, маячившим на Востоке в XX веке».

Иначе говоря, Россия мешает тому представлению, которое Запад имеет о себе самом и об окружающем мире. Противоречие между идеализированным образом себя и реальностью, отраженной в образе России, возможно, является причиной, по которой Запад Россию демонизирует. И наоборот, пребывая во власти сомнений, Запад начинает Россию идеализировать. Для него русские с белой кожей и голубыми глазами, с близкими религией и культурой кажутся похожими на европейцев. Отсюда горькое разочарование, когда оказывается, что у этого народа другое представление о демократии, вере, свободе и капитализме.

Отличия, демонстрируемые Россией, тем более невыносимы для Запада, что их не видно при первом приближении. Это могло бы объяснить, почему Запад терпит диктатуры и нарушения прав человека у своих политических союзников, но не может это простить своему потенциальному сопернику. А с чего вдруг активисты сексуальных меньшинств и западные СМИ подняли шум о притеснениях гомосексуалистов, тогда как в России их никогда не арестовывали? При этом они молчат о судьбе лиц нетрадиционной ориентации в Саудовской Аравии и в Пакистане – странах, где для них по-прежнему узаконена смертная казнь [110].

Это объясняет периодические всплески русофобии и нетерпимость прессы и неправительственных исследовательских институтов по отношению к России – ведь ненавидят обычно близких, подобных, тех, кого хорошо знают или предполагают, что знают. Далекие и чужие могут вызывать страх, но ненависть – никогда.

Возможно, Запад будет себя чувствовать не вполне самим собой без мифа о русском медведе, без образа коммуниста с ножом в зубах, без Путина, мечтающего вернуть имперские территории и мощь Советского Союза. Если смотреть на вещи с этой точки зрения, то становится понятно, как выстраивается легенда, storytelling, которую Запад рассказывает сам себе, едва речь заходит о России.