Джошуа Купер Рамо - Седьмое чувство. Под знаком предсказуемости - как прогнозировать и управлять изменениями в цифровую эпоху

С раннего возраста, благодаря положению семьи и своему темпераменту, Платон был знаком с инструментами власти. «В молодости я приобрел тот же опыт, что и многие другие маститые мужи, – однажды написал он. – Мне казалось, что если бы в начале жизни я мог бы стать себе самому учителем, то я бы сразу начал осваивать политическую карьеру» Первая проба наступила неожиданно. В 404 году до нашей эры афинская конституция уступила под напором воинственной и победоносной Спарты в пелопоннесской войне. Город-государство был погружен в хаос. Группа про-спартанских мужчин спешно присоединилась к объединенной диктатуре. Среди них были родственники Платона и друзья его семьи. «Они незамедлительно пригласили и меня принять участие в их делах, полагая, что это то, к чему у меня было предназначение», – писал Платон. Ему было около двадцати лет. «Их влияние на меня, в то время молодого еще человека, не было чем-то удивительным. Я считал, что они, безусловно, управляя государством, намерены привести улучшения в образ жизни людей. Я наблюдал за ними крайне пристально, чтобы понять, что они будут делать». Таким образом, в короткие сроки друзья и семья Платона без колебаний создали один из самых сильных и безжалостных механизмов власти в афинской истории. Они сделали это с абсолютной уверенностью и неумолимым энтузиазмом. «В довольно короткий промежуток времени, – писал он много лет спустя, – они сумели продемонстрировать, что прежнее правительство в сравнении с нынешним выглядело чем-то очень драгоценным, как золото».

Приобретенного горького опыта власти было достаточно, чтобы навсегда отпугнуть Платона от политики, но, знакомясь с историей его жизни, мы находим, что он постоянно увлекался наиважнейшими социальными экспериментами, связанными с организацией нашей жизни. Он знал, сколь тревожным является управление, осуществляемое politikos, подобно контролю за кипящим котлом, который он называл thumos – дикий, популярный в политике гнев, который пылает, как костер, но является жизненно важным цементирующим фактором всякой политики, даже сегодня. Кто должен править? Снова и снова Платон наблюдал, как самые лучшие намерения терпели неудачу. Жестокое правительство, состоящее из членов его семьи, было свергнуто. Оно было заменено новой, внушающей надежды группой истинных демократов. Через нескольких лет они убили Сократа. Поднялась другая группа. Она опустошила интеллектуальную жизнь города. Платон остается в тени и учреждает свою академию, работу которой строит в единственно безопасном, разумном соотношении с политикой – ведет обучение умов. Он развивает трансцендентный, совершенно оригинальный подход к философии, каким мы знаем его сегодня – учение о том, что человек может стремиться к знаниям, но полная и совершенная мудрость невозможна. Мы могли бы представить его академическую школу так, как она изображена в знаменитом полотне Рафаэля шестнадцатого века, – неторопливый выпускной семинар Аристотеля и Платона, ведущих диалог, в то время как рядом праздный Диоген вставляет слово за словцом. Не было ничего подобного. Реальным наследием Академии стала требовательность и строгость. Лучшие ее слушатели затем внесли свой вклад в математику или метафизику, в области знаний, в которых вы можете найти ответы на вызовы столь инертной действительности. Платон жаждал надежности чисел. «Зло растет с поразительной быстротой, – написал он об афинской жизни его времени. – Результатом было то, что, хотя сначала я был полон сил в своем стремлении к политической жизни, но когда я наблюдал за ее развитием и видел, как ее обуревают соперничающие течения, мой разум, в конце концов, начал расплываться. И хотя я не прекратил свои наблюдения, чтобы понять, есть ли вероятность каких бы то ни было улучшений в общем процессе общественной жизни, я отложил собственное участие в этом до того момента, когда возникнет подходящая возможность».

Такой возможностью представилось то, что Платон услышал от Диона, спросившего, может ли он приплыть в Сиракузы (колония на острове, который мы знаем сегодня как Сицилию), чтобы взять в свои руки наставничество молодого короля. Это могло быть, как полагал Платон, тем испытанием, которое он должен был принять. В 367 году до н. э. Платон отплыл на парусном судне в порт сиракузского города Ортигия. Он обнаружил государство, находящееся за гранью возможного спасения. Его друг Дион находился на пороге изгнания. Молодой Дионисий, как выяснилось, имел лишь мимолетный интерес к философии, которую он изучал в течение нескольких месяцев, а затем бросил. Слишком сложно. Двор тем временем был воспален злыми сплетнями, которым сопутствовали убийства и ревность. Платон сразу разгневал короля своим отношением, он чуть не был продан в рабство. И только несколько месяцев спустя, прощенный на короткое время, Платон попытался произнести публичную речь об опасности диктатуры. Дионисий предпринял попытку его отравить. «Я, афинянин и друг Диона, пришел в качестве союзника ко двору Дионисия с тем, чтобы сформировать добрую волю вместо войны в государстве, – позже рассказывал он. – Я потерпел поражение». Платон сделал последнее усилие, чтобы указать новому королю путь к порядку, а когда это не удалось, он быстро и тайно покинул город. Платон резюмировал свое пребывание в Сиракузах в формуле, которая стала одной из его самых известных: «Зло, постигающее сынов человеческих, не остановится, пока те, кто преследует право и истинную философию, обладают верховной властью или пока те, кто облечен властью высшим провидением, сами не станут истинными философами». Вопрос в том, кто должен править? Короли, которые могут стать философами? Или философы, которые когда-нибудь становятся королями?