Ермек Турсунов - Мелочи жизни

И мы – начали.

Ромео:

И тут вдруг к нам вплотную приблизилась сбитая, как с поэтического плаката, дамочка в усах, но без кувалды и басовито обратилась:

– Мальчики, а вы можете это: «В Намангане яблочки зреют а-а-арама-атные»?!

А мы как раз могли. Простая такая песенка жизнерадостных узбекских садоводов.

Ну мы и дали про эти яблочки!

И слава богу! И как будто отошло. Отлегло-отпустило. Как будто кто-то невидимый убрал заслонку. И отпер замки. И отворил настежь окна! И – понеслась душа в рай!

Дамы с подпорченными биографиями забыли на некоторое время драматизм своего положения. Слегка размявшись на «Наманганских яблочках», они пустились в лихой пляс под «Шизгару»…

Они принялись скакать с таким остервенением, будто собирались растопить жарким своим отчаянием ледяной холод долгих своих сроков. Как будто хотели продлить неожиданно свалившийся на них вечер воли и отодвинуть неминуемый накат завтрашнего утра. Как будто…

Да это даже и нельзя было назвать танцами. Это была какая-то истерия. Дикая сходка. Праздник нечистой силы. «Шабаш ведьм в стране басков» Гойи.

Бабоньки вопили и свистели. Выли и стонали. Прыгали и трясли телесами. Казалось, они хотели проломить тяжелыми своими сапогами этот проклятый пол и разнести в щепки эти ненавистные стены. Темная нерастраченная энергия заметалась в поисках выхода.

А выхода-то не было.

В какой-то момент беснующаяся толпа опасно приблизилась к условной сцене, где «жарили» мы. Я ждал, что вот-вот кто-то зацепит шнур – и тогда кранты. Тогда может и током шибануть.

Айман стояла рядом, вжавшись в стену. Видимо, пыталась с ней слиться. Я всячески показывал ей глазами, чтобы прибрала провод, но она не шевелилась. Столбняк.

Какая-то дамочка тянула ко мне руки и жалобно скулила:

– А Кристалинскую, мальчики, Кристалинскую можете?!

Она улыбалась во весь свой рот. При этом я видел, что зубы там отсутствуют напрочь в полном составе. Голос ее тонул в общем вавилоне, и я, как завороженный, смотрел, как она шамкает толстыми губами, словно рыба, выброшенная на берег.

Беззубую толкала в спину другая хорошайка, с наколками на лбу.

– Мальчики! «Клен…»! «Клен ты мой опавший»! – вопила она.

– Цыганочку! Цыганочку! – прорывалась третья.

– «Баньку по-черному»! «Баньку…»!

– «Где мой чер-р-рный пистолет?..»!

На последнем припеве «Шизгары» раздался звук битого стекла. Тут же со страшным треском рухнул поломанный стол. Полетели в окна обломки. Кто-то дико завизжал. Кого-то повалили на пол и волоком потащили прочь…

Следом в зал вбежал гражданин с красной повязкой на рукаве. Дежурный контролер. Он прорвался к нам, выхватил микрофон и гаркнул:

– А-атстави-и-ить! ! !

Музыка оборвалась на высокой ноте. В дальнем углу кто-то по инерции продолжал отплясывать в тишине.

– Стоп, машина, – спокойнее произнес контролер. – Отбой.

– До отбоя еще час, гражданин начальник, – тяжело дыша, вставила усатая.

– Абашидзе, – глянул на нее гражданин начальник. – Я тебе могу постелить отдельно. В трюме. Если будешь настаивать, конечно.

– Не имеешь права, – не унималась усатая. – Мы тут культурно отдыхаем.

– Вы тут барнаулите, а не отдыхаете, – возразил гражданин начальник. – Давайте сворачивайте свои бацалки. Концерт окончен. Все по баракам. А ты, Абашидзе, завтра с утра вместе со всем своим ансамблем сосулек лично вставите стекла и приведете здесь все в полный порядок. Я ясно выражаюсь?

Женщины угрюмо по одной, по двое потянулись к выходу. Через пять минут зал опустел.

– Вы тоже свободны, – сказал человек с повязкой и ушел.

Обратно мы ехали молча. Говорить о чем-либо не хотелось.

Мерно гудел мотор шестьдесят шестого. Из-под колес вылетали испуганные совы.

Изнанка жизни предлагала калорийную пищу для размышлений.

К часу ночи вернулись к себе в клуб. Затащили инструменты.

Айман все еще пребывала в ступоре. Сердобольный Суслик пошел ее провожать.

– Нет уж, – произнес тяжко Нуртай, надевая свою кепку на гипсового Горького, – лучше уж со старой гитарой у себя в клубе, чем с новой хрен его знает где.

Мысль была поддержана единодушным молчанием.

С тех пор мы каждое воскресенье играли на танцах. У себя в клубе.

…Слава наша бежала впереди нас.

В поселок стали наведываться болелы из соседних сел и кишлаков. Постепенно мы, условно говоря, нацепили корону культурной столицы всего района. О нас даже написали в газете. В районке. В «Ленинском знамени». Была такая. Там опубликовали статью на целый разворот под названием: «Отчет директора совхоза тов. Калико-ва Е. Н. о состоянии дел в ордена Ленина картофеле-овощном хозяйстве имени Ленина».