Ермек Турсунов - Мелочи жизни

«Впервые на большой сцене! Сенсация сезона! «Майские жуки!» Посвящается 61-й годовщине Великого Октября!

Клуб. Воскр. 20.00. Вход: 30 копеек».

И тут мы вдруг заволновались. Всех, можно сказать, слегка стало «потрахывать». Все-таки это тебе не бревна. Это ж все-таки сцена. Зал. Публика. Пусть все и свои. И это даже хуже, что свои. Они же нас не воспринимают как артистов. Они же держат нас за местную шантрапу. А тут – на тебе: «Сенсация сезона!».

Но деваться некуда. Паровоз, что называется, набрал ход. И мы стали честно готовиться.

Засиживались допоздна. Дым стоял коромыслом. Айман помогала. Все-таки она в музыке шарила больше, чем мы все, вместе взятые. Да и потом, как выяснилось, она вовсе и не собиралась покушаться на авторитет Нуртая. Наоборот, как человек догадливый и гибкий, Айман все сразу просекла и постаралась втереться к нему в доверие. Нуртая это устраивало.

И вот наступило то самое воскресенье. И та самая долбаная годовщина того самого долбаного Октября.

Я еще с утра почувствовал, как в горле что-то застряло поперек и мешает нормально дышать. И еще там, чуть пониже кадыка, противно защекотало. Плюс ко всему мерзко потели ладони.

В общем, ближе к вечеру расставили мы обреченно нашу жиденькую аппаратуру в концертном зале клуба и настроили инструменты.

Народ уже вышел из кино и стал кучковаться у входа – покурить. Потом все неторопливо потянулись вовнутрь.

Тетя Паша в дверях рвала билетики. Люди с нескрываемым любопытством проходили в длинный прямоугольный зал. Скапливались у сцены. Мы стояли там в полутьме. Видны были лишь наши размытые силуэты.

Шофера с автобазы помахали Нуртаю в знак солидарности. Кое-кто из них даже выкрикнул:

– Давай, Нурик!

– Зажигай!

– Красавчик!

– Врежь им!

Минут через десять дали наконец сценический свет. Народ, разглядев нас в свете ярких фонарей, попритих. Чабаны, что специально спустились с гор, нахмурились. Нуртаевские кенты с автобазы перестали улыбаться. Словом, задуманный эффект сработал. Наш сценический образ произвел впечатление и даже, можно сказать, прочно его застолбил.

Дело в том, что к шестьдесят первой годовщине Октябрьской революции мы успели отрастить волосы до плеч, как у «ледзеппелинов», и пошить штаны-клеша. У Ромео они расходились книзу аж на тридцать четыре сантиметра, и издали казалось, будто он стоит в юбке. Суслик нацепил для форсу солнцезащитные очки, как у кота Базилио, и стал похож на слепого. Я тоже раздобыл пеструю рубашку с воротом до плеч. Нуртай замотался в цепь.

Зашушукались. До меня донеслись обрывки фраз:

– Ни фига се!

– Чего это с ними?

– Это ж нуртаевские пацаны?

– А патлы-то отрастили, патлы…

– Ну а чего ты хотел? Хиппи!

– А рожи-то, рожи!

– Да-а… Рожи не спрячешь.

– Артисты, тоже мне!

– Штоты!

– По пятнадцать суток. Каждому. За один только внешний вид.

– В любую тюрьму, без характеристики!

Пауза явно затягивалась. Пора было начинать. Нуртай все вертел колки, хотя гитары давно уже были настроены. Делал он это не поднимая головы и не глядя в зал, всем видом своим показывая, что плевать он хотел на все эти гнилые разговорчики. Искусство выше всех этих пошлых пересудов.

Публика в нетерпении забеспокоилась.

– Э-э, Нурик! – донеслось наконец из толпы. – Чего ты там крутишь? Мандавошек ищешь, что ли? Начинай давай!

Это подал голос громила Кабылбек по прозвищу Калкан Кулак -лопоухий. Так его называли за уши, которые росли строго перпендикулярно голове. Он обладал бычьей силой и мог унести за раз пять мешков картошки.

– Чё, не видишь? Люди пришли! – поддержал его кто-то.

Нуртай пропустил реплики мимо ушей.

– Нуртай! Ты чё, оглох? Вынь бананы из ушей!

– Цену набивает.

– И цепь зачем-то у собаки забрал!

– Да не умеет он ничего!

– Э-э, Нурик! На футбол надо успеть: «Кайрат)) играет с грузинами! -опять крикнул Калкан Кулак.

– Ну и катись к своим грузинам! – взорвался вдруг Нуртай. – Кто тебя тут держит?!

Все на секунду приумолкли.

– Да, Калкан, ты не шуми, – поддержал кто-то Нуртая из толпы.

– Видишь, человек волнуется. Гляди, как у него пальцы вон трясутся!

– Ссыт.

– Кто ссыт?! – встрепенулся тут Нуртай. – Никто тут не ссыт! Чего вообще вылупились? Тоже мне…

– Ты тут не хами! – оскорбился Калкан Кулак. – Люди деньги заплатили. Играй давай!

– И сыграю! – огрызнулся Нуртай.

– Ну и играй!

– Ну и щас!

– Ну и вот!

– Ну и?..

– Ну и!

И мы потихоньку начали. С приличного. Вернее, со знакомого всем миротворного школьного вальса.