Ромен Молина - Унаи Эмери. Маэстро

Шли недели, андалусийцы выработали определенный ритм: каждый игрок появился на поле как минимум в десяти играх, причем семнадцать из 21 выходили в основном составе более десяти раз. «Лично я играл не так уж и много (13 матчей и 3 гола), но у меня остались отличные воспоминания об этом сезоне и об Унаи. Что удивительно, ведь когда ты много времени проводишь на скамейке, ты начинаешь злиться на тренера», – рассказывает Франсиско, забивший до этого момента, в промежутке с 2002-го по 2004 год, 36 голов в 103 матчах за «Альмерию». «Он очень тонко работал с заменами. Сейчас я это припоминаю. В пяти матчах подряд я не выходил на поле. Я приехал на очередную тренировку в понедельник раздраженный, даже злой. К концу тренировки мне показалось, что я буду играть – поскольку отношение Унаи ко мне не отличалось от того, как он относился к остальным. Он смотрел на меня так, что я поверил: в следующее воскресенье во время матча выйду на поле. Но нет, я снова сидел на скамейке. [Смеется.] Он всегда замечательно работал с заменами, знал, кто из запасных игроков чего стоит, – говорит Лоран де Пальма, проводивший на скамейке много времени – тогда как на поле выходил Бруно Сальтор. – Да, я не часто находился на поле, но ощущал близость к Унаи. Знал, что нужен команде – благодаря тому доверию, которое я к нему испытывал. У меня скверный характер, и мы цапались по несколько раз в год, но всегда наедине, что я особенно ценю. Он не тот тренер, который будет что-то говорить о тебе за твоей спиной. Если Унаи хотел сказать что-то резкое, он делал это тебе в лицо. […] Незадолго до окончания сезона мы играли с «Малагой» и к перерыву проигрывали 0:2. В раздевалке Унаи буквально стер меня в порошок. Хуан Карлос даже просил его успокоиться, потому что тот зашел слишком далеко. Мои товарищи по команде были ошеломлены – я играл не хуже остальных. Но я знал, почему он так кроет именно меня. Перед матчем я получил предложение перейти в «Эльче» и обсуждал это с ним. Унаи просил подождать до конца сезона, чтобы я смог понять, хочу ли продолжать играть за «Альмерию». Он умел общаться с каждым игроком по-своему, поэтому в моем случае попытался меня опрокинуть, зная, что я отреагирую: «Ты, ты, который настолько хорош, где ты? Почему я не вижу тебя на поле, засранец?» Это действительно заставило меня встряхнуться – причем так сильно, что я провел сумасшедший второй тайм. Если не путаю, мы выиграли 3:2 (на самом деле 2:2. – Прим. авт .), и я забил два гола.

Итак, знание психологии, приверженность футболу и своей работе – вот существенные штрихи к портрету Эмери, который начал писаться еще в «Лорке»; теперь в его создании участвовал, помимо прочих, и Карседо. «Невозможно представить себе наш успех без участия обоих, – замечает Сальтор. – Но Унаи было труднее общаться с игроками, поскольку он знал, что Хуан Карлос – более спокойный и в большей степени «свой» для них». Эта близость, очевидно, достигалась его статусом помощника тренера. «Эмери – главный тренер, поэтому не может быть лучшим другом игроков, – говорит Карседо. – Ему нравится общаться с игроками, чувствовать их отношение к себе. Он не тот тренер, что наблюдает издалека, сохраняя с подопечными сугубо профессиональные отношения. Эмери прекрасно знает, что к нему относятся иначе, чем к остальным членам тренерского штаба. Если я вижу, что игроки пребывают в недоумении – я стараюсь расположить их к себе, заставить довериться – им это проще сделать по отношению ко мне, чем если бы пришлось идти с тем же самым к Унаи. […] Справедливости ради – в этом нет ничего необычного. Если я видел, что игрок готов меняться, я высказывал ему свое мнение. Мы обсуждали это с Унаи, и я говорил игроку то, что считал необходимым сказать. Если футболисту – по любой причине – был нужен выходной, он мог его взять». Несмотря на то что Карседо стремится преуменьшить свою роль, она велика: он помог почти каждому члену команды сделать шаг вперед; особенно это касается де Пальмы. «Круто, что я был знаком не только с Эмери, но и с Карседо, – говорит он. – Мы продолжили общаться даже после моего отъезда. Когда ты побеждаешь, то живешь удесятеренными эмоциями. Но это еще не все. Огромную роль играют слова, взгляды, жесты. Унаи и Хуан Карлос – самый идеальный дуэт, какие я знавал на протяжении всей моей карьеры, идеальный в человеческом и профессиональном плане». Ему самому не верится, что он смог это так превосходно выразить.

Суббота, 19 мая 2007 года, 18.00. Вечер едва начался, а Альмерия уже бурлит и гудит. Красно-белая толпа собирается у стадиона «Лос Хуэгос Медитерранеос», построенного к Средиземноморским играм 2005 года. Через полчаса команда сразится с клубом «Понферрадина»; это 38-й матч сезона в «Сегунде». Афиша матча выглядит несколько банально – по крайней мере, так кажется некоторым зрителям. «После трех стартовых поражений мы нашли новый ритм, выработали собственную игровую манеру. Чем больше мы играли, тем выше поднимались в таблице, – смакует ситуацию Фернандо Сориано. – Я травмировал колено, поэтому четыре месяца был не у дел. Я много наблюдал за Унаи и знал, о чем он думает. Он в самом деле был одержим вниманием к мелким деталям, желанием контролировать любую мелочь. Для него не было ничего случайного». Никаких неожиданных помех на пути к грядущему успеху. Казалось, что время, когда некоторые предлагали сместить молодого баска с тренерского поста, закончилось очень и очень давно. «Честно говоря, мы никогда не сомневались в Унаи. В его одержимости желанием выиграть, которая делала его прямо-таки настоящим мужиком. Может, он и не крепыш, но никого не боится. Он говорил нам, что это у него – от баскских предков», – смеется де Пальма. Неделя за неделей андалузцы открывали для себя истинный характер этого персонажа, став единственной командой, двигавшейся к победе с таким же напором, что и «Вальядолид» (общее число забитых мячей – 73, лучший результат чемпионата). И игра с «Понферрадиной» за пять туров до финала стала репетицией восхождения. «Мы с восемьдесят первого года ждали возвращения в «Примеру». Двадцать шесть лет нас там не было, это долго», – улыбается Хосе Ортис, игравший тогда в основном составе и по обыкновению горячо приветствуемый публикой; в тот раз на стадионе собралось более 15 тысяч человек – редкая цифра!