Пеле: Пеле. Исповедь влюбленного в жизнь

Хотя меня и много наказывали в школе, это вовсе не означало, что я был плохим. В то время много говорили о грехах, но не знаю, может ли ребенок грешить. Что такое грех для маленького мальчика? Я залез в чужой сад с хорошими манговыми деревьями, чтобы достать спелый фрукт. Это грех? Не думаю – много плодов все равно бы упало и пропало, потому что их не стали бы собирать. Фрукты падают с деревьев и на улицах. Думаю, со мной всегда было приятно общаться – хотя учился я не очень хорошо, как я уже сказал. Я боролся и защищал свои интересы. Я был неугомонным мальчишкой и просто фонтанировал идеями. Думаю, именно поэтому мне так часто снились кошмары, и, возможно, с этим как-то связаны мои приступы лунатизма. Мальчиком я много говорил во сне; я даже вставал с кровати – ничего не разбив – и ложился спать обратно. Позже в Сантосе, в пансионе доны Жоржины и сеньора Раймундо, в ходе поездок и даже во время моего пребывания в сборной мне всегда рассказывали, что я говорю во сне. Мой товарищ по команде Пепе любил историю о том, как я однажды встал посреди ночи, прокричал: «Гол!», а потом снова улегся спать. Но сам я не могу ручаться за правдивость этой байки…

Моя учительница дона Лауринда, конечно, не отличалась ангельским характером, но на самом деле ее трудно назвать злой мачехой, как я ее описал. А со мной было по-настоящему трудно: я дрался с одноклассниками, не соблюдал дисциплину. Я заслуживал наказания, но все же я считаю, что ее методы были излишне суровыми. Теперь я знаю, что так нельзя обращаться с детьми, но в те времена учителей очень уважали, и когда я был маленьким, дисциплина стояла на первом месте – это даже не обсуждалось. В основе всего лежало уважение – взрослые отдалялись от нас, и, конечно, тогда у детей не было той свободы, которой они наслаждаются сегодня. Слава богу, что в этом отношении ситуация для детей изменилась к лучшему – мы видим, какие они интересные, сколь многому их вопросы и любопытность могут нас научить. Мы знаем, насколько важно каждое их открытие. Мы знаем все об их энергии, о том, как работает их гормональная система, как умны они могут быть, поэтому сегодня ребенок – важнейший член семьи. Мы постоянно наблюдаем за детьми, чтобы понимать, что им нужно, или что им нравится, или чего они хотят. Мы знаем, что ребенок – это синоним слова «радость».

А настоящей радостью для меня, все это время и всю мою жизнь, был футбол. Пора поговорить об этой прекрасной игре и о том, как я был ею очарован.

Всем, что у меня есть, я обязан футболу. Ближе к концу моей карьеры в «Сантосе» я даже некоторое время подписывался как Эдсон Арантис ду Насименту Bola («футбол») – мне казалось, что именно так я мог выразить свою благодарность за все, что эта игра для меня сделала.

Думаю, все началось с того, что мой папа был футболистом. Большинство сыновей хотят быть похожими на отцов, и я не исключение. Дондиньо забивал много голов, и все говорили, что он был хорошим игроком. Раньше я даже и мечтать не смел о том, что буду играть за сборную или одержу победу в Чемпионате мира или в каком-то подобном соревновании. Я просто говорил друзьям: «Однажды я стану таким же хорошим футболистом, как папа». И Дондиньо был также отличным человеком и замечательным отцом. И, несмотря на то что его игра никогда не приносила много денег, думаю, меня завораживало то, что он играл в футбол. Это заложено у меня в генах.

Не забывайте, что все это происходило в Бразилии. Когда я рос, футбол был повсюду. Мы с друзьями играли в саду или на улице, а вокруг всегда гоняли мяч мальчишки постарше. Мы очень хотели присоединиться, но получить место в команде было непросто; например, мне говорили, что я был слишком худым. И это правда, в детстве я был маленьким и тощим. Когда впервые моей игре что-то помешало, я только сильнее захотел участвовать. Тогда нам было лет десять, а мальчишки, к которым мы хотели присоединиться, были, может, на пару лет постарше, и они считали себя королями. Нас – маленьких – это не останавливало, и мы решили устроить революцию. Мы ошивались у поля, а когда мяч вылетал за его пределы, мы не отдавали его, а начинали сами играть. За это получали немало пинков и шлепков. Правда, мы с братом Зокой не гуляли там, опасаясь, что придет мама, дона Селесте.

Когда нам разонравилось устраивать мини-цирк, мы стали все больше и больше мечтать о футболе и времени, когда мы могли бы поиграть. Конечно, у нас ничего не было – даже мяча, и нам приходилось набивать носок или чулок бумагой или тряпками, пытаясь придать ему нужную форму. Потом мы перевязывали его веревкой. Время от времени мы находили новый носок или какой-то предмет одежды – порой, должен признаться, мы брали оставленные без присмотра вещи, сушившиеся на улице, – тогда мяч увеличивался в размерах, и мы снова его перевязывали. В конце концов, он становился похож на футбольный.