– Обычно такие люди, как ваша мать, не задают вопросов, – сказал он.
– Мы не понимаем, что у нас тоже есть права, – позже сказала мне мама. – Мы никогда не решаемся ни о чем спрашивать.
Родители покинули свои дома и свои семьи, они без устали работали, чтобы создать лучшую, более легкую жизнь для своих детей, но нам все равно приходилось страдать. Когда босс моего отца несколько лет назад умер, хозяева здания в красивом зажиточном районе, где я выросла, решили продать дом, и нас попросили выехать с квартиры. Мы переехали в другую часть города, в район, где раньше жили американские военные и все дома выглядели абсолютно одинаково. Бывшие бараки покупали и превращали в дешевое жилье, по большей части оно предназначалось для иммигрантов. В нашей новой квартире входная дверь открывалась прямо в гостиную, как это принято в американских домах, в то время как у немцев обычно бывают прихожая и коридор, ведущие в более интимное жилое пространство. Управляющие этих зданий расхваливали встроенные шкафы и книжные полки, но позже мы узнали, что некоторые из них впитали яд из дезинфицирующих веществ, которые использовали, чтобы их отмыть.
Моя сестра Фатима работала, но зарабатывала немного и из-за своей инвалидности нуждалась в поддержке. Брат еще учился в школе. Поскольку родители больше не могли много работать, все обеспечение семьи легло на наши с Ханнан плечи. На двери моей спальни все еще висела фотография Редфорда и Хоффмана, но теперь я знала, где я должна быть – не в гламурном мире американской журналистики, а здесь, дома.
Вскоре после того, как я вернулась во Франкфурт, я узнала, что радиостанции, где я работала в ток-шоу для иммигрантов и в музыкальной программе, требуется подменный корреспондент в Рабате, столице Марокко. Во время учебы в школе журналистики я проходила шестинедельную стажировку с предыдущим корреспондентом радиостанции в Рабате. Ее звали Клаудия Соттер, и мы подружились. Теперь она уезжала, и радиостанция нашла ей замену, но им нужен был человек, который бы освещал события в северной и западной Африке, когда основной корреспондент находится в отпуске. Я работала в самых разных программах на этой радиостанции, а моя практика и поездки к бабушке сделали для меня Марокко вторым домом. Я говорила на марокканском диалекте арабского, и Клаудия посоветовала мне попробовать получить это место.
Я встретилась с редактором, но все пошло не так, как я надеялась. Редактор объяснил, что он не будет посылать человека, который практически родился в этой стране, для того чтобы он освещал то, что там происходит. Я сказала, что никак не могу понять его логику, но в любом случае это не имеет никакого значения, потому что я родилась во Франкфурте.
Редактор явно чувствовал себя неуютно. Он объяснил, что я происхожу из Марокко и поэтому он не может утвердить мою кандидатуру на эту должность. У меня от обиды засосало в желудке, а на глаза навернулись слезы. «Не смей здесь реветь!» – приказала я себе.
Я повторила, что родилась в Германии, и объяснила, что на самом деле мои родители родом из двух разных стран – Марокко и Турции. Если следовать его логике, добавила я, то он должен немедленно уволить всех «немецких немцев», которые освещают события в Германии, и принять вместо них на работу иностранцев. Он побледнел и сказал, что нам больше не о чем разговаривать. Я вскочила и выбежала из его кабинета как раз в тот момент, когда по моим щекам полились слезы. «Тебя никогда не будут считать настоящей немкой, – думала я. – У тебя нет никакого шанса в журналистике».
Три месяца спустя, во вторник в сентябре, я слушала моего любимого преподавателя международных отношений Лотара Брока. Лекция была посвящена… чему-то. Не помню точно, потому что на самом деле я не слушала. В начале занятия я выключила звонок своего мобильного телефона, но за последний час несколько раз чувствовала, как он вибрирует у меня в сумке. Случилось что-то ужасное. Единственной причиной того, что кто-то снова и снова звонил мне, могло быть только несчастье в моей семье.
Когда профессор Брок отпустил нас на перерыв, я поспешила выскочить из аудитории. Сообщения на телефоне подтвердили мои страхи: «Суад, ты где?», «Суад, ты должна вернуться домой!», «Суад, возвращайся немедленно!»
Да, дома однозначно что-то случилось. Я побежала обратно в аудиторию и отпросилась у профессора Брока. «Идите домой, – сказал он. – Надеюсь, что все в порядке. Дайте мне знать, как у вас дела, хорошо?»
Читать дальше
Конец ознакомительного отрывка
Купить книгу