Дэвид Брукс - Бобо в раю. Откуда берется новая элита

Компании «Ровента» мало убедить нас в том, что ее утюги действительно делают мятое глаженым, она рассылает мини-каталоги, которые называются «Фен-шуй глажки», где сообщается следующее: «В системе фен-шуй морщинки на ткани означают „напряжение“. Разглаживание морщинок устраняет напряжение и повышает проходимость энергии ци». Также и просвещенная компания Williams-Sonoma не пытается загнать нам этические нейтральные сосиски. В каталоге компании сообщается, что рецепт этих сосисок восходит к тем временам, когда коренные американцы Вирджинии научили первых европейских поселенцев своим секретам врачевания (упоминания коренных американцев автоматически повышает кредит доверия примерно вдвое). «Сосиски приготовлены из натуральной свинины и специй по семейному рецепту, передающемуся из поколения в поколение». Это вам не какой-нибудь подпольный цех, разоблаченный Эптоном Синклером, а поколения и поколения благородных сосисочников, и мы, представители образованной элиты, с удовольствием заплатим 29,50 за 24 крохотных сосисочки, чтобы прикоснуться к этому наследию. Шопинг, как и все остальное, стал средством самопознания и самовыражения. Как писал Уоллес Стивенс: «В приобретении счастье».

Во время похода по магазинам мы думаем не только о собственных шкурных интересах. Мы хотим, чтобы, покупая вещи, мы получали возможность участвовать в социальных преобразованиях. Одежду мы выбираем из каталогов со скромными моделями в платьях свободного покроя. Выбирая ту самую сорочку из органического волокна (при производстве которого не пострадало ни одно животное) цвета чернозема, мы осуществляем наши покупательские полномочия по бескорыстному преобразованию мира. Мы едим в ресторанах, которые поддерживают экофермы, и ходим в магазины, одобренные активистами движение за равноправие размеров. Поставив наши кредитки на службу природоохранным организациям, мы создали искупительный консюмеризм. Среди представителей просвещенной элиты есть такие, что могут классифицировать своих друзей по основаниям, на которых они присоединились к бойкоту тунца. Для нас, представителей образованной элиты, экологичность еды имеет большее духовное значение, нежели пять из десяти заповедей. Поэтому мы и настаиваем на натуральных ингредиентах, произведенных отвергающими пестициды фермерами, которые думают глобально, а действуют локально.

Буржуа вульгаризируют любые идеалы, писал Маркс. Бобо, напротив, способны идеализировать любую вульгарность. Вполне приземленные занятия мы превращаем в возвышенные практики. Так, самое буржуазное времяпрепровождение – шопинг – мы наполнили богемными смыслами: искусством, философией, общественным активизмом. Бобо – это царь Мидас наоборот: к чему бы ни прикоснулись, все обретает душу.

Я задерживаю движение. Прогуливаясь по улицам Берлингтона, штат Вермонт, я подхожу к углу и, завидев машину, останавливаюсь. Машина тоже притормаживает. Я тем временем отвлекаюсь на группу хиппанов, играющих в парке во фрисби, и еще секунд пятнадцать – двадцать витаю в облаках. Водитель ждет. В обычных городах машины в таких ситуациях просто катятся мимо: можно ехать – жми на газ. Но мы сейчас в Берлингтоне – одном из самых просвещенных городов Америки, где водители понимают, что страна погрязла в технократии, помешалась на автомобилях, давно ставших серьезной угрозой естественному ритму пешего движения и личному общению в рамках местного сообщества, в то время как сжигание ископаемого топлива загрязняет воздух и вытесняет возобновляемые источники энергии, на которых тысячелетиями основывалось передвижение людей. Этот водитель знает, что сейчас, сидя за рулем, он морально ниже любого прохожего и, в частности, меня. И чтобы показать приверженность верным социальным ориентирам, он сделает все, чтобы соблюсти мои права пешехода, и не важно, сколько времени это займет.

В итоге водитель вежливо сигналит, и я, очнувшись, перехожу наконец улицу. К следующему углу я подхожу снова в глубокой задумчивости и, завидев машину, снова останавливаюсь. Водитель притормаживает. И ждет. Так происходит раз десять, и всякий раз повторяется этот приводящий меня в замешательство ритуал, пока я наконец не усваиваю местный обычай плестись через перекресток, не оглядываясь и не торопясь. В Берлингтоне мир принадлежит нам, пешеходам. Общественное просвещение рулит.