Ишмаэль Бих - Завтра я иду убивать. Воспоминания мальчика-солдата

Дядя сидел на веранде. В глазах у него стояли слезы. Когда я поздоровался с ним, он вскочил, будто увидел привидение. Он обнял нас, долго не отпускал от себя и попросил пообещать, что мы больше не будем ходить в город. Но нам пришлось бывать там еще не раз. Больше негде было достать продукты.

Стрельба не прекращалась все следующие пять месяцев. Она стала новым привычным «звуковым фоном» города. По утрам семейства собирались на верандах, держа детей на руках, все следили, как бродят по городу большие и малые группы людей с автоматами. Они грабили, насиловали, убивали, творили все, что их душе угодно. Всякий раз, когда завязывалась активная перестрелка, матери вздрагивали и крепче прижимали к себе своих чад. Есть простым людям было нечего, они питались в основном сырым, вымоченным в воде рисом с сахаром и гари с солью. Многие регулярно слушали радио, надеясь, что скоро придут хорошие новости. Иногда над городом поднималось несколько столбов дыма. Это значило, что солдаты снова подожгли чьи-то дома. Мы слышали, как они хохотали, наблюдая за пламенем. Как-то вечером сосед, который жил через несколько домов от нас, поймал неофициальную радиостанцию, на которой новое правительство обвиняли в преступлениях против гражданского населения. Прошло всего несколько минут, как к его дому подъехал грузовик с солдатами. Они вытащили хозяина, его жену и двух старших сыновей на улицу и расстреляли. Тела сбросили в канаву поблизости. Моего дядю, наблюдавшего эту сцену, вывернуло.

Первые три недели со дня путча все были настолько напуганы, что боялись покидать свои жилища. Но вскоре горожане привыкли к перестрелкам и к безумию, творившемуся вокруг.Люди вновь занялись своими повседневными делами, ходили за продуктами, хотя опасность погибнуть от шальной пули оставалась. Дети играли во дворе, угадывая, из чего произведен выстрел – из «АК-47», «G3» или гранатомета. Я в основном тихо сидел вместе с Мохамедом на плоском камне за домом и думал о том, как несколько лет убегал от войны, но она все равно снова настигла меня. Дальше бежать некуда.

Почти полгода я не общался с Лорой. До переворота мы с ней активно переписывались. Она мне рассказывала о своей жизни и просила меня быть осторожным. Письма от нее приходили из разных частей света – она много путешествовала, выступая с рассказами и собирая фольклор. Уже после начала беспорядков я несколько раз попытался позвонить ей таким образом, чтобы она оплатила звонок [43] В США широко распространена практика collect calls – звонок за счет принимающей стороны. – Пер . , но у меня ничего не получалось. Международная связь, предоставляемая Sierra-tel, государственной телефонной компанией, больше не работала.

Каждый день мы с дядей и всеми домашними сидели на веранде и смотрели на город. Сказки в записи уже не слушали, потому что комендантский час наступал еще засветло. Дядя все меньше смеялся и все чаще вздыхал. Надежда, что жизнь наладится, еще не испарилась, но с каждым днем ситуация ухудшалась.

Дядя заболел. Как-то утром, сидя на веранде, он пожаловался на недомогание. К вечеру поднялась температура. Он лежал в спальне и стонал. Мы с Элли пошли в соседний магазин и купили кое-какие лекарства, но день ото дня дядю лихорадило все больше. Тетушка Саллей заставляла его есть, однако после еды у него всегда начиналась рвота. Все больницы и поликлиники были закрыты. Мы рыскали по городу в поисках врача или медсестры, но те, кто еще не бежал из города, боялись покидать дома, потому что не знали, смогут ли туда вернуться. В один из вечеров я сидел рядом с дядей, протирая ему лоб влажной марлей. И вдруг он упал с кровати. Я подхватил на руки его тощее и длинное тело и прижал его голову к своей груди. Скулы похудевшего, некогда круглого лица резко выдавались вперед. Он посмотрел на меня, и я понял по его глазам, что он сдался и не может больше бороться. Я умолял его не оставлять нас. Губы его шевельнулись, он попытался произнести что-то, но слова замерли у него на устах. Дядя умер. Я сидел, все еще обнимая его, и думал о том, как мне передать страшную новость тете, которая ушла на кухню вскипятить воды. Вскоре она вернулась и уронила чашку с кипятком, облив себя и меня. Она отказывалась верить, что ее муж умер. Его тело все еще лежало у меня на коленях. По моим щекам текли слезы. Я впал в оцепенение и не мог ни встать со стула, ни вообще пошевелиться. Прибежали Элли и Мохамед и положили труп на кровать. Через несколько минут мне удалось подняться. Я пошел за дом и колотил кулаками ствол мангового дерева, пока Мохамед не оттащил меня от него. Я в очередной раз потерял все. Смириться с этим было невозможно.