Пол Джонсон: Наполеон

Позже, после смерти Бонапарта, де Монтолон признался Джексону: «C’était nôtre politique, et que voulez-vous?» [28]

Истина же в том, что Лоу был человеком гуманным, как подтверждают многие случаи в его жизни. В 1808 году он лично обращался к подчиненному Бонапарта, Бертье, с призывом прекратить массовые расстрелы калабрийских патриотов, которые устроила французская армия в Неаполе. Лоу был популярен среди мирного населения Италии, и когда занимал разные административные посты на Ионических островах, жители в благодарность преподносили ему памятные дары и почетное оружие. Такой же популярностью он пользовался и на Святой Елене среди всех слоев населения, даже среди землевладельцев, несмотря на тот факт, что в 1817 он своей властью отменил на острове рабство – на 16 лет раньше, чем оно было отменено во всей империи. Жители острова очень расстроились, когда вскоре после смерти Бонапарта Лоу покинул остров (его преемником стал мрачный бригадный генерал Джон Пайн Коффин).

Нет никаких свидетельств того, что Лоу плохо или жестоко относился к Бонапарту. Наоборот, именно губернатор увеличил сумму, выделяемую на содержание двора, с 8 тысяч фунтов до 12 тысяч – такую же сумму, какую получал он сам на посту губернатора. Последующее сокращение этой суммы до первоначального размера было диктатом министерства по делам заморских территорий, которое не оставило Лоу выбора. Должно быть, он горько улыбался, выслушивая, как Бонапарт упрекает в жестокой экономии лично его, а не министерство. А ссыльный сопровождал свои жалобы демонстративными действиями: то публично продавал свое столовое серебро, то ломал мебель, чтобы пустить ее на дрова. На самом же деле Бонапарт ни в чем не нуждался. Лонгвуд, в котором он обосновался, был одним из самых лучших домов на острове. В нем было около сорока комнат, прекрасная библиотека – Лоу даже предложил Бонапарту пользоваться своей собственной огромной коллекцией книг (это предложение было отклонено). Ограничения на конные и пешие прогулки (за территорией Лонгвуда Бонапарта повсюду сопровождал британский офицер) были минимальными. Ограничения в отношении переписки были более строгими, но это вполне обосновано, принимая во внимание то, что мы теперь знаем.

Положение Лоу было чрезвычайно сложным. Бонапарт не содержался как особо охраняемый заключенный, не был он и под домашним арестом. У него была собственная свита, штат слуг и целые легионы приверженцев, сторонников за пределами острова, даже в Англии, людей, занимавших высокое положение, обладавших немалыми средствами. Лоу же, на свою беду, отвечал за то, чтобы с вверенного ему острова не сбежал самый опасный человек, которого когда-либо знала Европа; человек, который стал причиной гибели миллионов и миллионов людей; человек, который развязывал одну войну за другой и на полтора десятилетия вверг континент в полнейший хаос. Бонапарту нельзя было верить на слово. Он нарушал все до единого договора, которые сам же подписывал, в частности тот договор, согласно которому он должен был обосноваться на Эльбе. Эта последняя вероломная выходка стоила жизней 100 тысячам храбрых, отважных воинов и больших материальных потерь. Если Бонапарт снова вырвется на свободу, какие еще беды он может причинить невинным людям в угоду своим слепым, неуемным амбициям? Именно подобные рассуждения заставляли Лоу быть особенно строгим, и Европа должна быть благодарна этому человеку за его принципиальность.

Истинным призванием Бонапарта было командование армией. Его целью в жизни – если не сказать, его главным удовольствием – была битва. И вполне естественно, что на Святой Елене он был несчастлив. Ему нужны были женщины по первому требованию. Ему нужны были азарт, возбуждение. И в первую очередь ему нужны были события. Но на Святой Елене не происходило никаких событий. Он ковырялся в саду. Диктовал мемуары. Пытался научиться говорить и писать по-английски, но безрезультатно – об этом свидетельствует его записка от 7 марта 1816 года: «Граф Лас-Каз, вот уже шесть недель, как я изучаю английский язык и не вижу никакого прогресса. Шесть недель – это сорок два дня. Если бы я изучал пятьдесят слов в день, то знал бы уже две тысячи двести слов». Он бесконечно рассуждал, разглагольствовал. В его доме устраивали званые вечера, иногда даже танцы. Периодически Бонапарт впадал в острую депрессию или заболевал, в основном у него были проблемы с пищеварением. В эти периоды он не допускал к себе никого, кроме слуг. Он наносил визиты и принимал посетителей. Играл в вист с английскими офицерами. Мог часами стоять на берегу, вглядываясь в морские просторы, как часто стоял в свое время на поле боя – невысокая приземистая плотная фигура в старой серой шинели, со знаменитой шляпой, плотно надвинутой на широкие густые брови.