Пол Джонсон - Наполеон

Бурьен писал: «У него была плохая память на имена, слова и даты, но он изумительно хорошо помнил факты и местонахождение». Еще один адъютант, генерал Дару, докладывал, что 13 августа 1805 года в штабе Бонапарт продиктовал ему весь ход войны против Австрии, причем кампания достигала высшей точки в Аустерлице: «Порядок маршей, их длительность, места соединения колонн, полномасштабные атаки, разнообразные маневры и ошибки врага – все это в быстрой диктовке, все предвиделось заранее, на расстоянии 200 лиг… Поле боя, победы и даже дни, когда нам предстояло войти в Мюнхен и Вену были записаны именно так, как потом и произошло».

Современный читатель может поверить в хвастливые заявления Бонапарта и восхищенные отзывы его служащих и свидетелей. Вполне возможно, что он помнил точное расположение двух орудий при Остенде, когда в его армии было 6 тысяч человек, или мог дать потерявшемуся отряду его точный маршрут движения, чтобы тот присоединился к своему батальону в армии из 200 тысяч солдат, – два типичных анекдота о его всемогуществе. Но многие из чудес умственных способностей Бонапарта столь же правдоподобны, сколь смешны остроты об особах королевской крови. Все те люди, раболепствовавшие перед Бонапартом, хотели представить его этаким колоссом, чтобы вернуть себе хоть немного самоуважения. Ему нравилось находиться в окружении книг, и у него всегда была большая библиотека – даже в стесненных обстоятельствах на острове Святой Елены в его библиотеке насчитывалось 3 370 книг. Но мадам де Ремюза вспоминала: «Он был чрезвычайно невежествен, читал очень мало и всегда второпях, невнимательно». Стендаль утверждал, что Наполеон не читал ни словарь Пьера Бейля, ни труд Монтескье «О духе законов», ни «Исследование о природе и причинах богатства народов» Адама Смита – три книги, которые тогда считались обязательным минимумом для любого общественного деятеля. Он и сам признавался, что предпочитал учиться на слух, получая ответы на бесконечные вопросы, которые сам задавал. К несчастью, выплескивая бурный поток вопросов, целью которого было произвести впечатление на присутствующих, он не всегда слушал или запоминал ответы.

При описании его методов работы обращает на себя внимание чрезмерное увлечение мелкими деталями, что свидетельствует о неспособности распределять полномочия. В то время довольно распространены были случаи, когда человек, находившийся на вершине власти, вынужден был заниматься всем и сразу. Веллингтон на своем горьком опыте убедился: мало кому из своих офицеров он может доверить сделать что-то как следует или вообще хоть что-то сделать. Иногда ему приходилось все делать самому. Он жаловался, что британской армией централизованно управляют всего 150 служащих, тогда как в военном министерстве у Бонапарта от 8 тысяч до 12 тысяч служащих – к тому же настоящих тружеников, которые приступают к работе в 6 утра. Но из дошедших до нас свидетельств о работе Бонапарта видно, что он дублировал усилия этой команды усердных бюрократов.

Проблема наполеоновской империи в том, что в ней отсутствовала естественная и даже искусственная иерархия. Рядом с Бонапартом, непосредственно в его близком окружении, находились три ключевые фигуры (не считая Бертье, его начальника штаба до 1814 года). Талейран занимался дипломатическими вопросами и еще многими другими. Он был выходцем из хорошей семьи. Но в детстве нянька уронила его, и он на всю жизнь остался калекой. Это означало, что он не мог служить в армии, поэтому его лишили наследства и готовили стать священнослужителем – карьера, которую он ненавидел. Назначенный епископом Отена в начале 1789 года, он ухватился за возможность, открывшуюся с созывом Генеральных штатов, чтобы присоединиться к революционным войскам и позже служить новому режиму во всех его мутациях, кроме периода террора, когда он эмигрировал в Британию, затем в Соединенные Штаты, страны Бенилюкса и Германию. В 1797 году он служил министром иностранных дел, защищал интересы Бонапарта, помог ему совершить переворот 18 брюмера в ноябре 1799 года и потом снова служил министром иностранных дел с декабря 1799-го до 1807-го. В нем было все, чего не было в Бонапарте: праздный, немногословный, нуждающийся в помощи, чтобы составить депешу или письмо, но невероятно вдумчивый, тонко понимающий, как поступят европейские народы, что они потерпят и чего не потерпят. Веллингтон как-то заметил: «Он не производит впечатления живого, приятного собеседника, но время от времени говорит нечто такое, что запоминаешь на всю жизнь». Там, где Бонапарт видел только в ближайшей перспективе, Талейран обдумывал в долгосрочном плане, и это придавало ему выдержки и умеренности. Талейран хотел для страны прочного мира, чтобы Франция смогла подняться выросшей и окрепшей, но при этом не стала объектом зависти и ненависти для других держав. Он считал себя слугой Европы, в которой Франция – лишь одна историческая единица, хотя и самая важная. Талейран помогал организовывать различные элементы империи Наполеона, особенно новые королевства, которые тот учреждал. Поскольку Талейран получал крупные взятки от всех участников, он стал богат, хотя из-за его расточительности ему всегда нужны были деньги. Но в 1807 году Талейран окончательно понял, что Бонапарт не принимает советов об умеренной политике и таким образом движется к полному краху. Поэтому Талейран, все еще состоявший на службе у Бонапарта, налаживал контакты с австрийским и русским дворами, а также с другими монархами, Он стал, по сути, двойным агентом и собирал вознаграждения со всех заинтересованных сторон. Бонапарт знал о его взятках и о его двуличии по крайней мере в общих чертах. Но после так называемого заговора Талейрана – Фуше, в котором два главных министра императора были изобличены в намерении заменить Бонапарта Мюратом, император устроил Талейрану длительную публичную выволочку в присутствии шокированного двора. Он потряс придворных грубостью выражений, годных лишь в солдатской казарме. Так, по словам Витворта он называл Талейрана merde en bas-de-soie [20], до сих пор никто не знает, была ли эта вспышка Бонапарта невольной или преднамеренной. Талейран вышел победителем: он ничего не говорил, только кланялся (он научился этому в Версале, когда королевские особы изволили гневаться), но еще более активизировал свои контакты с другими монархами. Сильные мира сего научились доверять ему до определенной степени, и это принесло Франции неоценимую пользу, когда военная власть Бонапарта пала. Победители предпочли вести переговоры именно с Талейраном. Они следовали его умеренным советам, которые в свое время отверг диктатор, и, таким образом, именно Талейран спас Францию от Карфагенского мира [21].