Пол Джонсон - Наполеон

В этом праздничном свадебном приеме была еще одна особенность. Бонапарт не был уверен, как рассадить гостей: по старшинству или чередуя мужчин и женщин, или в традициях старого режима. В конце концов он додумался посадить мужчин по одну сторону стола, а женщин – по другую. Кто-то подсказал ему идею, что у него и у его новобрачной как у виновников торжества, должны быть особые элементы сервировки стола – столовые nef – роскошные конструкции из серебра и золота в форме кораблей, украшенные драгоценными камнями. Такие приборы были украшением стола в период позднего Ренессанса. Эти две подставки в виде кораблей были выполнены знаменитым серебряных дел мастером Анри Огюстом. Но Бонапарт, как и большинство людей, не знал тонкостей этикета средних веков. Он думал, что эти предметы выполняли сугубо декоративную функцию. На самом же деле у них было чисто практическое предназначение: они служили подставкой для ножей, ложек и вилок конкретного почетного гостя или для персональных емкостей для приправ и специй, чтобы не приходилось делиться с другими гостями. Отец Марии-Луизы наверняка знал об этом, но девушка, вероятно, была слишком молода, а Бонапарт не знал, для чего нужны такие подставки. Поэтому он приказал поставить эти диковинки на маленькие столики рядом с обеденным столом – для красоты, и вся затея потеряла смысл.

Не осталось никаких записей о том, что происходило в первую брачную ночь. Но рассказывают, что Бонапарт, понимая, что он может зачать сына с этой невестой-девственницей, очень волновался. Наполеон понимал также, что он вдвое старше своей молодой жены, и потому старался показать себя с самой выгодной стороны. Но все закончилось слишком быстро. Невеста, которая представляла, что легла в постель с людоедом, хранила гробовое молчание до соития, потом еще некоторое время после него лежала, задумавшись, а потом вдруг, к ужасу императора, произнесла: «Сделайте это еще раз!» В любом случае, тогда или позже, императрица понесла. Ребенку суждено было стать королем Рима. Снова был вызван Прудон – на сей раз разработать дизайн колыбели – роскошного изящного изделия, украшенного позолотой и эмалью в строгом имперском стиле. Это была самая дорогая детская кроватка из всех когда-либо существовавших во Франции. Но она, конечно, отражала скорее статус, а не вкус, как и большинство артефактов, которые были созданы для императора.

Говорят, Мария-Луиза сильно привязалась к императору, но ее привязанность не выдержала испытания разлукой и его краха. В 1814 году она отправилась из Вены на Эльбу, чтобы воссоединиться с мужем, во всяком случае, он на это сильно надеялся. Но случайно ли или намеренно, сопровождающий ее офицер был так хорош собой и так внимателен, что она не добралась до мужа. По решению Венского конгресса она получила титул герцогини Пармской. Мария-Луиза еще дважды выходила замуж и скончалась в 1847 году в старой столице своего отца. Графиня Валевски оказалась гораздо более преданной памяти Бонапарта. Она приезжала к нему на Эльбу, надеясь, вероятно, что с ним еще не покончено, и что их сын все еще может стать королем Польши, если фортуна снова улыбнется Бонапарту. Но этому не суждено было случиться, и графиня, разочарованная, так и умерла в 1817 году, в возрасте всего двадцати восьми лет.

В любом случае король Рима родился слишком поздно – у Бонапарта уже не было времени выстроить долгосрочную имперскую политику. Такая политика означала бы сознательный и последовательный труд на благо народа, которым он правит. Конечно, именно это, по его словам, он и делал, возможно, он и сам в это почти верил. Он видел себя истинным воплощением Просвещения, несущим рассудительность и справедливость народам, которыми до того управляли всецело в интересах привилегированных каст. Но, невзирая на радостные крики, которыми его обычно приветствовали, когда он вторгался на территории, находившиеся под властью феодалов и самодержцев, и на некоторые первичные послабления, в конце концов, Бонапарт был вынужден по финансовой или военной необходимости рано или поздно ужесточать бремя налогов. И в результате его правление становилось еще более непопулярным, чем прежние режимы. Его потребность в деньгах и людских ресурсах была неутолима, и империя обязана была удовлетворить эти запросы. В результате неизбежно возникала ненависть. Более того, если он свергал одну привилегированную касту, то заменял ее другой – французской администрацией, и гражданской, и военной. Таким образом, Бонапарта возненавидела почти вся Европа – и коллективно, и лично, пока число его противников не превратилось в несметное множество – за исключением только тех, кто непосредственно получал выгоду от его правления.