Пол Джонсон - Наполеон

Принимая во внимание эти исходные преимущества, тактика боя у Наполеона обычно была проста. Конечно, он знал обо всех классических приемах – окружении, нападении с тыла, засаде – и применял их, когда представлялась возможность. Он великолепно понимал и использовал все особенности местности. Когда было возможно, он сам выбирал поле боя по своему усмотрению. И как только его войска разворачивались на выбранном им месте сражения, он просто переходил в наступление. Его тактические приемы в точности повторяли стратегические. В этом был свой смысл. В начале девятнадцатого столетия солдаты шли в бой без доспехов. Они были беззащитны перед ружейными выстрелами и артиллерийским огнем. Поэтому для поддержания морального духа было крайне важно, чтобы подразделение держалось плотным строем. Как только это нарушалось, могла возникнуть неразбериха, строй рассыпался, и солдаты обращались в бегство. Каким бы вымуштрованным и дисциплинированным ни было воинское подразделение, оно, вероятнее всего, нарушит строй, если ему будет приказано выполнить сложный маневр на больших расстояниях. Поэтому, чем проще план, тем лучше, а самый простой план – в атаку!

Более того, французская армия при Бонапарте было натренирована и нацелена на наступательный бой, и все вооружение и построение было разработано для того, чтобы добиться максимального эффекта в таком бою. Хороший штаб и надежная сигнальная система на поле боя, умело организованная генералом Бертье, означали, что атаки будут своевременными и хорошо скоординированными. Установленной процедуры не существовало, но все обычно происходило следующим образом: сначала интенсивная артиллерийская подготовка. У Бонапарта были хорошие пушки, и их было много. И хорошие канониры. Его конная артиллерия могла передвигать орудийные расчеты близко к переднему краю противника, чтобы пушки могли вести огонь прямой наводкой, что утраивало скорость стрельбы. А потом, если вражеская кавалерия попытается напасть на огневые позиции, орудия можно быстро переместить назад. Действенным ответом на артиллерийскую подготовку было рытье неглубоких щелей-убежищ. Но это означало, что нужно носить с собой лопаты, а они не всегда оказывались под рукой. Альтернатива, на которую натолкнулся Веллингтон в начале кампании на Иберийском полуострове, а после этого применял там, где это было возможно, заключалась в том, чтобы приказать пехоте залечь, особенно на обратных уклонах, где позволяла местность. Это почти к нулю сводило потери, и научило солдат тому, что им не стоит бояться французских пушек. Но австрийские, прусские и русские военачальники никогда не применяли такую тактику, опасаясь нарушить строй своих войск. И во всех сражениях Бонапарта предварительная артподготовка обычно производила значительный эффект, она наносила противнику серьезный урон и нагнетала еще больше страха.

За пушками была кавалерия. Она ожидала конца артиллерийского обстрела, проводила разведку слабых точек линии противника и в нужный момент бросалась в атаку. Кавалерия Бонапарта была лучшей в Европе, это признавал и Веллингтон (свою собственную кавалерию он считал отважной, но неуправляемой и часто опасной для своих же собственных войск). Французская кавалерия обладала огромным преимуществом, так как могла проводить усеченную атаку, то есть захватить позицию, а потом вновь восстановить боевой порядок, вместо того чтобы поодиночке преследовать бегущих солдат противника. Жесткая дисциплина в кавалерии в большой степени была заслугой выдающихся военачальников, в частности Массены и Мюрата. Но были и другие. Французская кавалерия исходно имела очень хороших лошадей, но после 1808 года качество поставляемых лошадей снизилось, и это отразилось на кавалерии – она утратила внешний щегольской лоск и силу удара.

Бонапарт был не настолько глуп, чтобы полагать, что победы над полной решимости профессиональной армией противника можно добиться только артиллерией и кавалерией. Решающей силой для овладения и удержания позиций была пехота. Пехота тоже должна была внушать страх стремительным pas de charge – атакой под яростный барабанный бой, оглушительный рев сигнальных труб и грозные боевые кличи. Бонапарт использовал шум боя, его устрашающую силу, и подкреплял эффект покроем униформы, в которой его пехотинцы казались выше ростом. Это особенно срабатывало в случае со старой гвардией – гвардейцев и так отбирали по росту, а высокие медвежьи кивера делали их еще выше на два фута. (В старую гвардию отбирались ветераны, у которых был более чем пятилетний боевой опыт; в молодую гвардию отбирали лучших солдат из каждого года призыва.) Всего гвардия насчитывала до 50 тысяч и составляла сама по себе отдельную армию (подобно гитлеровским дивизиям СС). Гвардейцев держали за линией пехотных полков и дислоцировали так, чтобы их можно было послать в любую точку сражения, где это необходимо. Их присутствие приободряло французские войска. А если полевые войска сражались хорошо, гвардейцев вообще не приходилось вводить в бой. Парадоксально, элитная гвардия, особенно старая гвардия, лучшие отборные части, реже участвовали в боевых действиях, чем большинство полевых подразделений – в отличие от британской гвардии, которая всегда была в гуще событий. Это могло иметь серьезные последствия. Именно старая гвардия подвела Бонапарта в битве при Ватерлоо, когда в их помощи особенно нуждались.